Шрифт:
Закладка:
Он приблизился к Валентину, взял за руку. Валька мокрый, переступал босыми ногами, не понимал, что происходит.
— Ма-ма… — проговорил Рагожин, вслушиваясь во что-то у себя в ухе. — Ма-ма… волнуется… боится, что попал ты опять в плохую компанию…
Валентин разинул рот.
— Письма от тебя ждет, — продолжал тверже Рагожин. — И боится: вдруг письмо из колонии. И согласна: пусть из колонии, лишь бы жив был!
Губы у Валентина дрогнули, он смахнул кулаком слезу.
Тихо было в кабине полузатонувшего самолета, только слышно, как шлепает снаружи волна и журчит струйка из шланга.
— Что передать-то? — спросил Рагожин. Валентин шмыгнул носом.
— Напишу я… Передай: жив, здоров… Что ни в какой я не в колонии, а с друзьями… в море. И еще вот обязательно… денег я ей вышлю при первой возможности…
Рагожин зашевелил губами, закатив глаза вверх. Закончил, отпустил руку Валентина, устало вздохнул.
— Вместо того, чтоб делом заниматься! — вставил Михалыч. И пропаще махнул рукой. — Взрослые люди — неужели не стыдно?!
Мне тоже хотелось передать что-нибудь жене, чувствовал себя перед ней виноватым, но что? Пока размышлял, руку протянула Надя.
— Передайте одному человеку, что… в общем, что он хороший, славный парень.
Рагожин повернулся к Валентину.
— Велено передать, что ты хороший, славный парень. -
Надя вспыхнула и закрыла лицо руками. Николай Николаевич улыбнулся и крепче прижал к себе стекло. А Михалыч произнес:
— Вот видите, он же ничего не понимает! Все путает!
— Как это не понимает?! — обомлел Валентин. — Как путает?! Михалыч, ты что?! Ребята, почему он так?!
Михалыч прикусил язык, да поздно: или признавай умение Рагожина, или… ставь под сомнение счастье Валентина.
Валька смотрел широко открытыми глаза ми… Да что там глазами, сама душа Вальки: непутевая, честная, дурная смотрела из глаз его на Михалыча! '
Командир помялся и недовольно, через силу проговорил:
— Ну я не знаю… Ну… странно все как-то… Нас по-другому учили.
— Михалыч?! — взмолился Валентин.
— Ну черт его знает! — вырвалось у Михалыча. — Может, оно (что?) и есть!
Валька кинулся к командиру и крепко обнял его.
— Спасибо, Михалыч…
— Да я что… — произнес тот растроганный. — Я же не о себе… Наука…
Надюшка стояла смущенная, простая, красивая… Солнце опустилось над водой и густым оранжевым светом освещало кабину. Было торжественно и величаво, как в церкви.
Позавидовал я Валентину и Наде. «Дай бог, чтобы все у них было хорошо!» И протянул свою руку.
— Юрий Иванович… а мне? Как там… жена? Что думает, волнуется?
Ладонь у Рагожина была сухая, жаркая — уж не простудился ли?! Все притихли.
— Где… Где тебя… черти носят?! — Рагожин произносил слова, не вникая в смысл, его занимала только техническая сторона дела. — Чтоб ты… пропал, — тщательно выговаривал он. — Чтоб ты… сквозь землю провалился!..
Я слушал ошеломленный. Было такое ощущение, словно меня убивают.
— Друзья! Друзья! — захлопал в ладоши Померанцев. — Мы неоправданно теряем время. Необходимо передать в эфир призыв о помощи, сообщить примерные координаты…
Рагожин замялся.
— Видите ли, принцип контакта… я могу передавать, если знаю кому… Впрочем, я могу попробовать…
Он молча зашевелил губами, сосредоточенно глядя куда-то в себя. Теперь многое зависело от его умения. И, конечно, удачи. Опасность заметила Надя.
— Ой, смотрите!
К нам приближался кит.
Мягко и быстро темная, лоснящаяся спина двигалась прямо на нас. Фонтанчик над водой взлетал, как вымпел или как антенна…
— Прекратить подачу сигналов! — скомандовал Михалыч.
Рагожин сжал зубы и затряс головой, будто хотел стряхнуть, выпутаться из паутины.
— Мало, — спокойно проговорил Николай Николаевич, вглядываясь в кита холодными, ожидающими глазами, — мало прекратить, надо передать сигнал: «Здесь опасно!»
— Но я не знаю таких сигналов! Я по-китовому не понимаю!
— Сейчас некогда рассуждать, — твердо произнес Михалыч. — Иначе через минуту он будет здесь! И тогда!..
Рагожин сел на корточки, сжал голову ладонями и что-то отчаянно забормотал. Мы с нетерпением смотрели то на его плешивый затылок, то за окно. Кит по-прежнему таранил воду в нашу сторону. Солнце опустилось еще ниже и кроваво высвечивало его хребет. Но вот гигантское млекопитающее сбавило скорость. Я это определил по тому, что мне стало не так страшно. Кит взял правее и на дистанции четверть кабельтова начал обходить нас.
Рагожин скрежетал зубами и стонал от напряжения. Кит сделал полный круг и начал медленно приближаться. Подобного страха я не испытывал никогда. Если смотреть на кита по телевизору — это одно; если наблюдать вдалеке, допустим, с борта океанского теплохода, — это другое; но если ты еле держишься на плаву в полузатопленном самолете…
Кит приблизился на расстояние вытянутой руки (если бы, конечно, кто-то осмелился ее вытянуть!) и смотрел в упор своим огромным, неподвижным глазом. Затем выпустил фонтанчик воды (ноги у меня отнялись и перехватило дыхание), погрузился и… толкнул нас. Вода в трюме шлепнулась по бортам. Хорошо хоть ее стало меньше, а то не миновать нам катастрофы.
— Чего он? — негромко спросил Валентин. — Примеривается, что ли?..
— Тихо! — приложила палец к губам Надя. Она сразу догадалась, что движение кита ласковое.
— Что вы ему передаете? — Николай Николаевич тронул, потряс Рагожина за плечо.
Юра обернулся. Лицо его было почти безумным.
— Ничего, все будет хорошо. — подбодрил Николай Николаевич. — Когда человек действует во имя высокой цели, ему должна сопутствовать удача!..
Между тем кит толкнул нас еще, еще, и — самолет тяжело, неуклюже поплыл…
Стемнело. На небе доходчиво, как в планетарии, выступили звезды. Луна глядела начальственно и равнодушно.
Мы плыли в неизвестном направлении. Плыли туда, куда толкало нас гигантское млекопитающее. Что-то ждало нас впереди?
Убаюканный ровными толчками и плавным движением, я заснул в углу.
Глава восьмая
Мы в стаде китов
Когда я проснулся, солнце уже вовсю плавилось в кабине. Николай Николаевич, прижимая к себе стекло, чему-то улыбался во сне. Рядом похрапывал на боку Михалыч. Он втягивал носом воздух озабоченно, будто к чему-то принюхивался. Рагожин кемарил, привалившись небритой щекой к опрокинутому креслу. Жалко что-то мне стало Юру, уж больно привычно он чувствовал себя в этом унизительном положении.
Валентин спал, подставив Наде плечо, неудобно перекособочившись и окаменев. А Надюша нежно склонила ему на плечо свою голову, щечки у нее алели, дышала ровненько…
Я перевел взгляд за окно. Океан был спокойным, величавым, каким-то посвежевшим. Но что это? Вокруг самолета: и там, и там, и там, виднелись спины китов…
Пробудился Михалыч, поправил фуражку, встал.
— Гляньте-ка, куда нас занесло! — заорал
