— Ясно. Очевидно, весь Бостон так и думает, — Харпер обвела рукой переполненный паб.

Елки-палки.

Свободных мест нет.

Охватившее меня при этом разочарование было гораздо сильнее, чем полагается, учитывая, что целью нашего квеста была всего лишь еда. Однако поскольку в последнее время все шло как-то не так, это была уже последняя капля.

— Да как же так?!

— Мы уже уходим, — обратилась к нам женщина, сидящая за стойкой бара.

Ее акцент привлек мое внимание.

— Да, можете взять наши стулья, — добавил мужчина рядом с ней… и резкая боль ударила меня в самую середину груди, а потом расползлась по телу, как ожог.

Шотландцы.

— Ой, спасибо, — поблагодарила Харпер, когда мы медленно пробрались к ним сквозь толпу.

Они надели свои пиджаки и встали.

— Не за что! Клэм-чаудер действительно восхитительный, — улыбнулась женщина.

— Вы из Шотландии?

Она кивнула:

— Да, из Глазго. Маленькое путешествие в честь годовщины свадьбы.

— Правда? — я хотела, чтобы она говорила и говорила. — А сколько лет вы уже женаты?

— Тридцать, — гордо объявил ее муж, радуясь то ли большой цифре, то ли тому, что ее вспомнил.

— Ого! — Харпер посмотрела на меня круглыми глазами. — Поздравляю! Это круто!

— Да, поздравляем! — присоединилась я.

— Спасибо! — сказали они в унисон и рассмеялись. — Ну вот, — женщина похлопала по стулу, — приятного вам вечера!

Разочарование охватило меня при мысли, что они сейчас уйдут.

— А вам приятного путешествия!

— Спасибо!

И они ушли.

Харпер пришлось буквально силой заталкивать меня на стул, пока его не занял кто-то другой, потому что я молча смотрела вслед этой шотландской паре, тоскуя в душе.

Прошло шесть недель, как я слышала этот акцент в последний раз.

Шесть недель, как я в последний раз слышала его голос.

* * *

— Знаешь, я, наверно, пойду, — вдруг сказал Калеб.

Мы лежали в кровати, бездумно глядя в потолок моей спальни и пытаясь восстановить дыхание после пары раундов нашего обычно-эпичного секса. Сегодня мы не целовались и не ласкали друг друга после секса, потому что оба интуитивно чувствовали, что это может выглядеть как нежное прощание.

— Ага, — отозвалась я, хотя больше всего хотела вцепиться в него и просить остаться.

Но я подавила этот порыв, напомнив себе, что ничего хорошего из этого не выйдет. Плюс я не знала Калеба достаточно хорошо, чтобы испытывать какую-то привязанность.

Врунья.

Боль в груди, когда он встал с кровати и начал одеваться, была такой неуместной и непрошеной, что я разозлилась.

Он посмотрел на меня, только когда уже зашнуровывал ботинки. Его лицо не выражало никаких эмоций.

— Так я позвоню тебе, когда снова буду в городе?

— Да, буду рада.

Вдруг он нахмурился и постоял в нерешительности, как будто колебался. А потом наклонился надо мной, упершись руками в кровать, и поцеловал. Мягким, сладким, полным нежности поцелуем. И мне пришлось загнать наворачивавшиеся слезы обратно.

Он еще раз поцеловал меня и слегка отклонился, чтобы посмотреть в глаза. Я не могла прочитать выражение его загадочных, как всегда, глаз. Но старалась выглядеть спокойной.

— До свиданья, Эва, — произнес он низким хриплым голосом.

Я снова чуть не расплакалась, поэтому замаскировала слезы дерзкой и нежной улыбкой:

— Пока, мой чертов шотландец!

Он усмехнулся, поцеловал меня в кончик носа и выпрямился. Я начала было вставать, чтобы проводить его, но он сделал мне знак остаться:

— Лежи. Спи. Тебе рано вставать.

Думая, что он прав, я снова положила голову на подушку:

— Доброго пути!

Он кивнул, потянулся, чтобы выключить прикроватную лампу, и я в последний раз увидела его силуэт в проеме двери моей спальни.

С минуту все было тихо, а потом раздался громкий щелчок входной двери, и я поняла, что он запер дверь на замок (точнее, на «засов», как он мило выражался).

Какое-то время я пыталась заснуть, понимая, что еще слишком рано вставать.

Но мысли не отпускали меня. Снова и снова я прокручивала в уме каждое мгновение с Калебом. Каждый поцелуй, каждую улыбку, нежную озабоченность в его глазах, когда я рассказывала ему о Нике и Джем.

И я не могла удержаться от слез, хотя и чувствовала, что это предательство по отношению к моим принципам. Ничего не поделаешь, в эту ночь битву выиграло сердце. Однако, когда прозвонил будильник, я встала уже бодрая, с твердым намерением взять себя в руки, не распускаться и приступить к работе с полным рвением.

А Калеб? Он останется приятным воспоминанием. Нельзя же, в самом деле, серьезно относиться к нашей любовной интрижке.

С таким решительным настроем, игнорируя тоскливое сосущее чувство под ложечкой, я вышла из спальни и направилась на кухню, чтобы сварить кофе, как вдруг остановилась как вкопанная… Рядом с кофемашиной что-то лежало.

Черная бархатная коробочка, а под ней записка.

Я подошла и трясущимися руками развернула записку.

Крупным, размашистым почерком Калеба там было написано:

Ты заслуживаешь только приятных воспоминаний. Калеб

С громко бьющимся сердцем я отложила записку и взяла в руки коробочку. Открыв крышку, я ахнула: на черном бархате сверкал и переливался в свете кухонных ламп невероятной красоты бриллиантовый теннисный браслет.

Браслет, который подарил мне Ник, был скромным, с небольшими бриллиантами в стандартных квадратных закрепках.

Платиновый браслет Калеба был современным и модным, с крупными круглыми бриллиантами. Если честно, просто отпад.

Я едва дышала, этот подарок выбил меня из колеи. Я снова развернула записку.

Ты заслуживаешь только приятных воспоминаний. Калеб

Мне не верилось, что он запомнил подробности, связанные с этим дурацким теннисным браслетом. Это было с его стороны так мило. Так романтично.

И так не вязалось со статусом наших отношений.

Зачем он это сделал?

Я повернулась и прислонилась спиной к кухонной столешнице, пытаясь расшифровать значение этого подарка. И вдруг мне пришла в голову ужасная мысль.