диаконом Сабинианом. Данный декрет повелел собрать на предстоящий всеобщий Собор исключительно епископов окрестных с Аквилеей италийских диоцезов без всякого упоминания восточных епископов, в большинстве своем находившихся с мая месяца на Соборе в Константинополе, риторически мотивируя это тем, что «ibi multitudinem non opus esse… ubi ueritas non laboraret in pluribus, si locata esset in paucis»[446] («нет нужды в большом количестве там, где истина не испытывает затруднение (надобность) во многих, если она помещена была среди немногих»). При этом Грациан прямо сослался на авторитетное мнение св. Амвросия Медиоланского, тем самым оставляя за ним все полномочия по осуществлению Собора и судебного разбирательства, а также демонстрируя свое восприятие италийских епископов в исключительном качестве православных. Если для Палладия это была настоящая ловушка, то для св. Амвросия – крупная дипломатическая победа, использовать которую теперь он намеревался при помощи северо-италийских епископов.

В историографии длительное время велась полемика относительно того, кому был адресован этот рескрипт Грациана, ибо деяния Аквилейского Собора не доносят всего текста документа. Р. Гризон в своем исследовании привел традиционное предположение, восходящее к Тиллемону – исследователю эрудитской эпохи, согласно которому рескрипт предназначался Валериану, епископу Аквилейскому, указав при этом, что более поздние исследователи воспринимали рескрипт Грациана в качестве документа, адресованного либо светскому викарию Италии, либо префекту Италии-Галлии, то есть большой префектуры Запада, образованной в 375 г. и управлявшейся двумя префектами до начала 381 года[447]. В то же время сам Р. Гризон, отчасти следуя Ж. Паланку, полагал, что рескрипт был послан викариям различных диоцезов в Империи, однако утверждал, что текст, представленный на Аквилейском Соборе, вероятнее всего являлся экземпляром, предназначенным для отправки в Медиолан Суагрию, присутствовавшему на заседании Аквилейского Собора префекту Италии, бывшему префектом с 380 по 382 год и консулом в 381 году[448]. Если принять точку зрения Гризона, логичен вывод о том, что император не только допускал созыв Собора своим разрешением, но и напрямую доверял организацию Собора своему чиновнику. По-видимому, Грациан желал осуществить свой собственный синод епископов, альтернативный Константинопольскому Собору, организованному во многом его соправителем Феодосием.

Грациан не учел только то обстоятельство, что Амвросий Медиоланский, в отличие, быть может, от св. Григория Богослова или Тимофея Александрийского, главенствовавших на Константинопольском Соборе, был в политическом отношении необычайно волевой и целеустремленной личностью, и не собирался подчинять Аквилейский Собор государственным инициативам Грациана. С полным правом можно сказать, что в лице Амвросия «Церковь призывает на помощь светскую власть, то есть требует у государства, чтобы оно обеспечило выполнение ее решений, но отстаивает свою духовную свободу перед лицом государства»[449].

К августу 381 г. практически все епископы крупных диоцезов северной Италии прибыли в Аквилею. Кроме них присутствовали представители епископата Галлии и Африки. Прибыл и Палладий с Секундианом из Паннонии с группой сторонников. Однако, как только Аквилейский Собор смог официально открыться – по-видимому, в августе месяце, – произошел инцидент, противопоставивший епископов, заседавших в помещениях, примыкавших к аквилейской базилике, не только Константинопольскому Собору, о чем уже было сказано, но и папе Дамасу.

Именно летом 380 г. к папе Дамасу пришла аппеляция со стороны далматинского епископа Салони Леонтия, который был осужден и низвернут со своей кафедры. По верному замечанию Ш. Пьетри, «неизвестно, когда его осудили, кто вынес суждение, ни почему он был низложен. Может быть всего напросто он попал под удар Соборных суждений, вынесенных против епископов, которые подписали символ Римини…»[450]. Прибегший к суду и прощению папы, Леонтий был признан невиновным и восстановлен Дамасом в его епископской степени. После этого он отправился в Аквилею на Собор с тем, чтобы продемонстрировать папское прощение и подтверждение своего достоинства епископа. Однако случилось непредвиденное – Аквилейский Собор отказался принять Леонтия, невзирая на папу Дамаса. Несмотря на то, что этот случай не был предан широкой огласке, произошедшее вопиющее событие мало способстовало авторитету первенства Римского престола[451].

Данный эпизод весьма ясно показывает, что участники Аквилейского Собора, быть может, чрезмерно вдохновленные св. Амвросием Медиоланским, воспринимали себя как главных судей в Церкви. Именно они сумели добиться от императора Грациана издания такого рескрипта, который делал возможным осуществление Собора, благодаря составу участников способного без всяких компромиссов и уступок отлучить от Церкви ведущих лидеров арианства Иллирии и Паннонии на основе никейского исповедания. Именно они вынудили приехать Палладия и его сторонников и теперь намеревались доказать их ересь на основании подлинного послания, некогда написанного Арием. Наконец, именно они без помощи папы Дамаса взяли на себя ответственность оспорить решения Константинопольского Собора и своих восточных братьев, указав им их «заблуждения».

Именно поэтому отцы Аквилейского Собора дерзнули не принять епископа, по их мнению не вполне православного, хотя бы и оправданного судом папы. Для них чисто психологически в тот момент гарантом Православия был не Римский престол, а св. Амвросий и его Медиоланская кафедра. Под его водительством они собирались поставить в тупик Палладия жесткими и ригористичными аргументами, а также подвергнуть бескомпромиссному и суровому осуждению его и с ним его сторонников, чтобы вырвать тем самым с корнем омиев и остатки арианской ереси из церковной жизни Италии и Западных Балкан, оставив арианство «на откуп» недавним язычникам и варварам-готам. Позиция папы Дамаса в данном случае демонстрирует весьма взвешенное понимание того, что Аквилейский Собор является собранием, обеспечившим торжество Православия и без вмешательства папы, только осложнившего бы дело. Как отмечал аббат Л. Дюшен, «Папа Дамас, не видя необходимости в таком развертывании церковных сил… даже противился тому, чтобы его непосредственные подчиненные принимали участие в Соборе»[452].

Состав Аквилейского Собора на решающем заседании 3 сентября 381 г., ход которого отражен в исследуемых деяниях, указан в преамбуле протокола. Из светских чиновников, по всей вероятности, на заседаниях присутствовали консулы Сиагрий и Евхерий; впрочем, протокол не содержит не одной их реплики. Епископский состав Собора представлял собой ассамблею тридцати пяти весьма известных в ту эпоху понтификов, из которых тринадцать архиереев представляли северо-италийские диоцезы. Среди них были Валериан, епископ Аквилеи (371/372 – август 393), согласно двум известным редакциям епископского аквилейского каталога восьмой епископ Аквилеи, принявший интронизацию после Фортунатиана[453], св. Амвросий Медиоланский – вдохновитель и организатор Собора, православный преемник арианина Авксентия на своей кафедре, Евсевий, епископ Бононии (ныне Болонья), имя которого занимает пятое место в списке болонских епископов после Замы[454]. Также среди них были Лимений Верцелльский, занимавший кафедру после прославленного богослова и исповедника времен Медиоланского Собора 355 г. св. Евсевия Верцелльского, Сабин[455] (368/373–392/393), епископ Плацентии (ныне Пьяченца), являвшийся преемником епископа Виктора и знаменитый в будущем своим участием