Шрифт:
Закладка:
— Сегодня не надо, — отмахнулся Витаутович. — Пусть перебесится. Потом, может, самому стыдно станет. Главное, чтобы с работы не уходил, пропадет ведь.
Пока они обсуждали рабочие моменты, я смотрел на экран, где шли последние бои круга. И правда, остались только толковые бойцы — кто слабее, кто сильнее, но никаких случайных лиц не было. А у меня совсем сил не осталось. Я обратил внутренний взор на солнечное сплетение и ничего особенного там не обнаружил. Нужно разозлиться как следует, но даже на это не осталось сил. Как там говорил тренер? Любой ресурс конечен.
Я всмотрелся в темные трибуны на экране, попытался отыскать суку Гришина. Вон он, говнюк такой! Интересно, ему донесли, что меня не сняли с турнира? Хотелось бы посмотреть, как его рожу перекосит в этот момент. При мысли о Гришине вспыхнула злость, и я будто бы ожил, наполнился силой, расправил плечи. Вспомнил, что силу нужно расходовать экономно, и пригасил огонь.
— Конечно же будет расследование, — вполголоса говорил Витаутович Алексею. — В следующем году такого не повторится, и подо многими стулья закачаются… Конечно уверен!
А я уверен, что теперь все точно будет хорошо. Один только вопрос не дает покоя, над которым я задумался еще в больнице:
— Лев Витаутович, а почему генерал Вавилов не вмешается? Ну, я имею в виду, если его подключить? Его ведомство публично опускают, почему он терпит?
— Ты это ему в лицо не вздумай заявить, — нахмурился тренер. — Он на все это закрывает глаза, потому что знает — Гришин зять Шуйского-старшего, а стоит тому поднять бровь, как доблестный генерал Вавилов отправится в Туркестан или в Нерюнгри, выстраивать работу тамошней милиции.
— Больше вопросов не имею, — сказал я и тут же задал еще один: — Так что там насчет котлеток, Лев Витаутович?
Он только рукой махнул.
Тем временем ведущий с интонациями ведущего новостей Первого канала громогласно объявил перерыв. Пока распределяли очередность боев, я смотрел, как поет Эрмина, прекрасная супруга Достоевского — все такая же гордая, стройная, в алом платье. Все-таки волшебный у нее голос.
Оповещение тренькнуло раньше, чем она закончила, я сразу же полез его читать, как и Витаутович, и озвучил прочитанное:
— Мой бой пятнадцатый. Противник — Анатолий Фарбер, защищающий честь Добровольного спортивного общества.
Я открыл профиль Фарбера: тридцать три года, рост — 179 см, вес 79 кг. Лысый, под кустистыми черными бровями — карие глазки-буравчики, а вот борода бурая, даже скорее темно-рыжая, валенком. На первый взгляд суровый и брутальный, с вытатуированным осьминогом, охватившим дельтовидные мышцы и спускающим щупальца на плечо и спину.
— Очень серьезный товарищ, — прокомментировал Витаутович. — У него своя школа, своя методика. Учит не только рукопашке, но и владению холодным оружием, и огнестрельным.
— Я с ним встречался на турнире в прошлом году, — сказал Алексей. — Он меня уделал вообще влегкую.
— Помню, — произнес Витаутович. — А раз тебя уделал, то Саню вообще в клочья порвет.
Алексей смутился, покосился на меня:
— Ну, необязательно. Саня у нас этот… самородок!
Тренер посмотрел на меня пристально:
— Ты как, боец? Силы есть?
— В клочья? — переспросил я.
— В клочья, — подтвердил тренер. — Так что хорошо подумай, Сань, может, лучше вернемся в больницу?
— А если выиграю?
— Разрешу котлетки. — Витаутович заговорщицки подмигнул.
— Две порции?
— Да хоть три, — кивнул Лев Витаутович.
Дорогие читатели, в благодарность за ваши награды выложу внеочередную главу утром.
Глава 20. Скоро на тебя наденут деревянный макинтош…
До моего боя оставался примерно час, все это время я планировал просидеть здесь, дабы избежать эксцессов — хотя куда уже больше неприятностей? Похоже, за сегодняшний день я исчерпал лимит неприятностей за год.
От нечего делать я изучил методику Фарбера — ничего особенного, то же боевое самбо плюс владение подручными средствами как боевыми предметами: палка, камень, плоская поверхность типа поверхности стола или стула. Причем на всех видео выступал он как тренер, а не как боец. Единственное видео, на котором он дрался — разрешение спора, где он обещал надрать задницу спецназовцу. В итоге оказалось, что спецназовец в два раза крупнее и тупо задавил Фарбера массой.
Так что опять непонятно, чего ждать от противника. Но волнения не было, как перед предыдущими боями. Я просто знал, что должен победить — иначе кто восстановит справедливость?
Наконец на экране зажглась моя фамилия. Сердце трепыхнулось и забилось ровно. По позвоночнику растекся расплавленный огонь. Я дал «пять» Алексею и зашагал к выходу.
Едва ступил на красную дорожку, как зал взревел, и я чуть не оглох от аплодисментов.
— В кр-расном углу — боец, который полностью оправдывает свою фамилию! Александр-р Нер-руши-мый!
— Ура! — крикнула какая-то женщина.
— Ура Нерушимому! — подхватили ее крик.
— Слейся уже! — кричала другая, но ее писк утонул в грохоте приветствия.
Не слушая ведущего, я смотрел на вип-ложе, где сидел Гришин и делал вид, что аплодирует. Ухмыльнувшись и не сводя глаз с вип-ложи, я поаплодировал ему в ответ.
В клетку мы с Толиком вошли одновременно. Он хотел выиграть — и больше ничего. Никаких подлостей вроде бы не мыслил. Правда, смотрел не мне в глаза, а на пятна крови на моем рашгарде.
Пришла пора приветствовать друг друга, ударив кулаком по моему кулаку, Фарбер проговорил:
— Удивил, удивил, Нерушимый. Там столько кровищи было, полчаса отмывали после тебя! Все думали, лишь бы не окочурился, а ты вот, вернулся. Мое уважение. Но учти: бить буду в полную силу.
— Аналогично, — улыбнулся я, и кивнул на вопрос рефери, готов ли я.
— Бо-ой! — объявил он, махнув рукой.
Мы двинулись навстречу друг другу. Сосредоточенный Фарбер тупил, я фронт-киком ударил его в бедро, и, потеряв равновесие, он выбросил правую руку. Я нырнул под нее, взял его в клинч и повалил на спину, оседлав грудную клетку и не давая сделать замах. Фарбер замолотил руками, стараясь дотянуться до моего лица. Я перехватил правую руку, согнул ее в локте, перекрывая шею его же рукой, потом схватил за правый кулак, дернул, переворачивая противника на живот и садясь ему на спину… и спокойно взял на удушающий.
Фарбер сучил руками до последнего, дотянулся до моей повязки и сорвал ее, поцарапал подбородок, но в конце концов захрипел и постучал по мату.
Я первым делом прилепил повязку, вторым похлопал его по спине.
Когда мы поднялись и встали рядом, рефери поднял мою руку.
Я пожал руку Фарберу, мы