тишине и наступившем покое, без снега и рвущих рубаху яростных шквалов, я стал согреваться и оживать. В первые секунды безмолвие казалось мне нереальным, обманчивым. Я судорожно вслушивался в звуки снаружи, но там по-прежнему было тихо. Тепло медленно вливалось в мой организм тонкой живительной струйкой, наполняя тело сладкой дремотой и каменной тяжестью. Пережитый недавно смертельный страх окончательно покинул мое сознание. Спустя минуту на меня навалилась тупая усталость, веки сомкнулись, и я, прислонившись бочком, тотчас уснул…

Первое, что я увидел, открыв глаза, было низкое ночное небо. Черная бархатная глубина раскинулась во все стороны безбрежным простором, сливаясь в невидимых темных далях с линией горизонта. Близко-близко, сверкая крупной бриллиантовой россыпью, стелился Млечный Путь. На моих глазах с него сорвалась блестящая капля и стремительно, по дуге, скатилась вниз.

Я прикрыл веки. Было тихо и очень спокойно, ни одного привычного звука, какие обычно слышишь вне стен жилья, до меня не доносилось. Я лежал на спине, плотно укрытый тяжелым колким паласом, и в полудреме пытался понять, где теперь нахожусь. Мне было очень тепло, даже жарко, под рубахой выступил липкий пот. Я в изнеможении скинул с себя тяжкий покров и, продолжая лежать, с трудом возвращался притупленным сознанием в настоящее. В мышцах чувствовалась слабость и нудящая боль. В голове прозрачными тенями скользили разрозненные обрывки то ли видений, то ли забытых воспоминаний. Несвязные мысли появлялись и тут же пропадали бесследно. Шевелиться не хотелось совсем. Первое усилие, которое я все же заставил себя совершить — открыть глаза и осмысленно взглянуть на часто усеянное звездами густое сажистое пространство вверху. Затем я с огромным трудом приподнял руку, растопырил пальцы и поместил ладонь на Млечный Путь, напротив глаз. Когда я это сделал, часть звезд, закрытых ладонью, не стало видно. Чуть в стороне от большого пальца медленно проплыли красные огни летящего самолета…

Значит, ночное небо и звезды мне не мерещатся, сообразил я. Но где же я нахожусь? В долине? Почему сейчас ночь? Интересно, сколько времени я проспал? Все эти вопросы лениво ворочались в моем мозгу и не вызывали никаких особых тревог и волнений. Опустошенный беспамятным сном, я думал о них меланхолично, почти равнодушно.

Я полежал еще сколько-то времени, осваиваясь в темноте и глазея на мерцавшие звезды. Потом собрался с силами и, преодолевая боль, приподнялся и осмотрелся.

То, что я увидел, ничуть меня не поразило. У меня недоставало сил для удивления. А удивляться было чему: я лежал на голом полу посреди комнаты в ханты-мансийской квартире. В тихом чернильном сумраке все выглядело как всегда: диван со шкафом, широкое кресло, обтянутое горчичным флоком, сбоку круглый полированный столик, бра на стене, в углу телевизор. У будильника слабым зеленым свечением горели фосфоресцировавшие в темноте стрелки — начало второго. Скомканный шерстяной палас валялся рядом. В окружающей обстановке не хватало только одной важной детали. Но именно ее отсутствие на корню разрушало все попытки моего рассудка дать хоть какое-то стройное объяснение представшей картине — надо мной не было потолка. Стены были, а потолок отсутствовал, и все верхние этажи тоже куда-то исчезли.

Я поднялся на некрепких руках, подтянулся к дивану и обессилено привалился к сиденью спиной. Слева я разглядел валявшийся на полу пустой коробок, поднял его и, желая отыскать спичку, пошарил по полу ладонью. Пальцы нащупали сразу две. Я чиркнул одной и, слепо щурясь, смотрел на огонь до тех пор, пока спичка не прогорела и пламя не обожгло кожу. Боль от ожога была тупой, отдаленной, но очень реальной. В воздухе запахло горелым. Я потер пальцы и снова задрал лицо вверх: ночное небо по-прежнему висело над комнатой, заглядывая в нее через провал.

Пока я смотрел в небо, до меня, воспринимавшего все сейчас с небольшим запозданием, донесся приглушенный шум из прихожей. Прислушавшись, я распознал в нем звуки отпираемого замка и в немом ожидании повернул голову к дверному проему. В прихожей сначала все смолкло, затем где-то, кажется в кухне, металлически брякнуло, и после шаги зазвучали уже у самой двери. Через секунду в темном проеме показалась высокая мужская фигура. Вошедший привалился плечом к косяку, постоял так без движения, затем быстро прошел в центр комнаты и, склонившись, заглянул мне в лицо. В сумраке пугающе блеснули белки его глаз. Я всмотрелся в человека, стоявшего напротив меня, с трудом разлепил рот и тихо сказал:

— А, это ты, мачо…

Вошедший мне не ответил. Он опять распрямился, приблизился к столику и, дернув шнурок выключателя, зажег на стене бра. Неяркий тягучий свет распространился по комнате желтым туманным маревом.

Теперь я мог его рассмотреть. Это был Алексей, я видел с уверенностью. Он устало опустился в кресло, оперся локтем о мягкую боковину и с любопытством взглянул на меня.

— Ну как ты, Другой? — спросил он.

Как и в прошлый раз, Алексей был одет в куртку и сине-серые джинсы. Под расстегнутой «кожей» виднелась стального цвета рубаха. На лице, как обычно, щетина. «Сейчас достанет сигарету и закурит ее, прикрыв пламя рукою», — пробежала в мозгу невольная мысль. Может быть, мне все это кажется? Одна из разновидностей дежа вю, вызванная проглоченным зельем? Сознание замкнуло в каком-нибудь месте, и оно теперь выдает за действительность мои прежние воспоминания в слегка измененной форме. Шаманская виртуальная реальность…

Прежде чем ответить своему нежданному гостю, я провел резиновым языком по обсохшим губам и почти не почувствовал ни кончика языка, ни поверхности губ. Мышцы все еще были пластмассовыми, бесчувственными, совсем не моими. Тело отказывалось подчиняться, с большой неохотой выполняя указания мозга. Я бросил взгляд на забрызганный звездами черный холст и отрывисто выдохнул:

— Как-то не очень…

Алексей долго изучал меня со своего места. Его тяжелый испытующий взгляд внимательно скользил по моему лицу, жадно выискивая в нем отражение мыслей и чувств. Выглядел он озабоченным. Лицо было бледным, с явной печатью усталости, голос хоть и спокойный и ровный, но звучал сдавленно, глухо, как через силу.

— А что так? — наконец вымолвил он, не переставая скрести мое лицо недоверчивым взглядом.

— Тело будто чужое… квёлое…

— Ты, как я понял, съел те «конфетки», что я тебе передал на «Вандале»?

— Да…

— Сколько?

— А ты как думаешь? Конечно, все, — я с большим усилием сумел скроить на лице кривую улыбку.

Он отвел от меня глаза, пошарил в карманах и, вместо ожидаемых мной сигарет, вынул целлулоидную упаковку таблеток. Выдавив одну на ладонь, он положил ее на язык, мотнул головой и с усилием проглотил. Я безмолвно следил за Алексеем.

— Ощущение разбитости — это не страшно, скоро пройдет. Обычный