В глазах Кристины появляются слезы, а за её спиной тяжело вздыхает Никита.

– Давай отвезу до города.

– Не надо, – качаю головой. – Я вызвала такси, оно будет через пару минут.

Крис, уже всхлипывая, вешается мне на шею:

– Алька, блин! Прости!

Крепко-крепко обнимаю подругу и ни капли не чувствую, что она в чем-то виновата. Скорее наоборот. Это просто я оказалась конченой слабачкой.

– Всё хорошо. Не хнычь. Соберись. Тебе ещё целую ораву мужиков кормить, – шутливо взлохмачиваю её кудряшки на макушке.

И без долгих проводов просто вылетаю, как пуля, из дома Крис и Ника. Пока быстрым шагом прохожу идеально ровные дорожки огромного, утопающего в зелени двора, к воротам, слышу где-то за домом мужской гогот. Зажмуриваюсь с такой силой, что вижу перед глазами звёздочки, потому что мне мерещится и его смех… Всё чего сейчас хочу – это уехать. Скрыться. Спрятаться. Убежать. Да. Мне нужно убежать.

За воротами меня уже ждёт желтенькое такси. Открываю заднюю дверь, намереваясь сесть, но водитель неожиданно запрашивает адрес:

– Большая Садовая?

Торможу с посадкой в машину и удивлённо хлопаю глазами, заглядывая в салон:

– Нет. Буденовский.

– Тогда вы не мой пассажир, – твёрдо заявляет таксист.

– Подождите, ну вызов же на Цветочную, 8? – хмурюсь и лезу в карман за телефоном, чтобы ещё раз проверить адрес в приложении.

– Да. И конечный пункт – улица Большая Садовая.

– Нет, – отрицаю слова водителя в полной уверенности, что это его ошибка. – Я вызывала на Цветочную и должна ехать на Буденовский. Это вы что-то…

– Аль, это моё такси, – раздаётся нервный, хриплый голос у меня спиной.

Я вздрагиваю и, не раздумывая, оборачиваюсь. Мое тело бросает и в жар, и в холод одновременно. Данил стоит всего в паре метров от меня, но я чётко слышу, насколько его дыхание неровное и вижу по стальным жилам на руках, с какой силой сжаты его ладони, спрятанные в карманах джинсов.

– Ты уезжаешь? – сиплю я, когда наши взгляды всё-таки пересекаются.

– Да. Извини. Я… Я не знал, что ты… Если бы знал, не приехал, – Данил выдавливает из себя выдох, а по мне расползается дрожь. – Оставайся.

– Нет-нет, все равно надо уезжать. Завтра самолёт, и я… мне… – я вроде что-то лепечу и даже не понимаю, что именно.

Я лишь вижу его глаза. Виноватые и потерянные… Разжав одну ладонь и вытащив её из кармана, Данил взъерошивает пальцами такой идеальный порядок на голове. Темно-русые пряди распадаются, хаотично ложатся к напряжённым скулам. И он снова так похож на себя, что невыносимо хочется их коснуться.

– Крис ждала тебя. Останься. Я поеду.

Цепляюсь пальцами за дверь, словно меня собираются оттаскивать от неё.

– Я хочу уехать, – это единственное, что получается у меня произнести. Шепотом. И это уже больше похоже на мольбу.

– Тогда езжай на моем такси, – Данил кивает на машину. – Я просто попрошу поменять адрес.

Он делает шаг вперед, а я неосознанно отшатываюсь. И в его глазах взрывается боль. Данил отводит взгляд и кусает губы, а воздух между нами рвётся от напряжения.

Это пытка. Дикая и дробящая на куски. Я очень хочу уехать и почему-то не могу…

Кое-как нахожу в себе остатки сил, чтобы все-таки сесть в машину. Но всего одно мое движение заставляет Данила рвано выдохнуть:

– Аль, мы можем поговорить?

Глава 46

Глухая тишина, пробивающийся свет через плохо задернутые шторы, я и он. Это все, что сейчас есть в моем гостиничном номере. А больше и не надо. Этого достаточно, чтобы оголился каждый мой нерв.

Прохожу к окну и застываю возле него. Слышу, как у меня за спиной Данил закрывает дверь и делает несколько шагов вперёд.

– Я присяду? – задаёт вопрос так осторожно и напряженно, что ком становится поперёк горла.

Он как будто боится меня…

– Конечно, – отвечаю тихо, но не оборачиваюсь.

Я просто стою, обняв себя руками, перед окном, уткнувшись взглядом в очертания высотки напротив через ажурную тюль.

По звукам сзади понимаю, что Данил присел на кровать. Его мучительный выдох повисает в комнате. Начать этот разговор непросто ни мне, ни ему.

Несколько минут между нами только тяжёлое, давящее по самообладанию молчание. Пока Данил все-таки через ещё один глубокий вдох не подаёт голос:

– Аля, я не буду просить твоего прощения, потому что не имею на это никакого права. Но ты должна знать. Я очень сожалею о том, что произошло. Я виноват настолько, что… Блять… ну почему так сложно… – Данил беспомощно стонет.

А мне даже не надо поворачиваться, чтобы четко знать, что он грубо трёт ладонями лицо, а потом взлохмачивает свои волосы пальцами. Я и так всеми клетками тела чувствую каждое движение Данила.

– Я виноват перед тобой. И так будет всегда. Сегодня, завтра, год, вечность…

– Данил…

– Альвина, я поступил с тобой, как конченая мразь, – он перебивает меня достаточно жёстко, повысив голос.

Его слова бьют меня наотмашь. Мне приходится впиться пальцами в свои же плечи до боли, чтобы сохранить равновесие. И наконец-то все, что это время сидело во мне, закопанное обидами, виной и желанием оправдать свое же решение, принятое в ту ночь, срывается с губ.

– А чем я лучше? Должна ли я была бросать тебя тогда? Один на один с собственной болезнью…

– Нет, Аль, – сипло выдыхает Данил. – Я благодарен тебе, что ты ушла именно тогда. Ты должна была уйти. Уверен, что это было одно из самых правильных решений в твоей жизни. Мне нужно было пройти через все одному. Твоё место было не рядом со мной.

Я прикрываю глаза и дышу. Медленно. Глубоко. Каждое сказанное им слово впивается в меня. Его голос рвёт и царапает изнутри.

– Как ты сейчас, Дань?

Он прочищает горло, а я снова чувствую, как его ладонь проходится по волосам.

– Нормально. Живу. Вроде как…

– Мне очень жаль. Я знаю о твоей маме, – почти не слышно шепчу я.

– Я утешаю себя лишь одной мыслью, что она больше не мучается. По крайней мере, отец постоянно меня этим успокаивает.

Такая спокойная и даже тёплая фраза про отца вызывает неподдельный шок, заставляя распахнуть взгляд и посмотреть на Данила через плечо. Я не ошиблась в своих ощущениях. Он действительно сидит, облокотившись о колени, и держит ладони в уже изрядно растрепанных волосах.

– Извини, что спрашиваю, но ты так говоришь про отца, словно…

– Я не про Вершинина, – не меняя позы, Данил качает головой. – Через месяц после смерти мамы меня