Данил замирает напротив меня. Он запускает пальцы в волосы и нервно взлохмачивает их. А его молчание громче любого крика.

Господи, ну почему все так?

– Скажи мне! – я срываюсь и ору так, что звенит в ушах.

– Да! Да, Альвина! – грубый голос Данила бьет меня куда-то под ребра. – Я хочу вернуть свою жизнь, а не считать эти ебучие копейки. Хочу, чтобы у меня… Блять, чтобы у нас было все! У тебя было все! И если для этого придется туда вернуться – вернусь. Сегодня же я смог выиграть билет в нормальную жизнь. У меня получилось выиграть даже тебя… Я спас тебя.

Мое сердце срывается куда-то вниз, а заодно срывает с меня розовые очки окончательно. Дрожь, расползающаяся по телу, безвозвратно дробит меня на части. Я произношу то, что понимала с самого начала, но просто слишком поверила. Или же слишком сильно влюбилась…

– Тебе нужна помощь. Ты болен, Данил. Прости меня, но… я не пойду с тобой на дно.

Несколько тягучих и болезненных секунд превращают ничтожно малое расстояние между нами в пропасть. Данил оседает. В прямом смысле этого слова. Сжигая меня мертвым взглядом заживо, он делает несколько шатающихся шагов назад, пока не подпирает спиной стену и не сползает по ней на пол.

– Не будь моим палачом. Прошу, Аля… Только не ты, – сдавленно хрипит Данил.

Я хочу заорать в ответ, что он конченая сволочь, отобравшая все, что у меня было. Отобрал часть меня и то, к чему я стремилась всю свою жизнь. Отобрал и даже не извинился.

Но молча, давясь рыданиями, вылетаю в коридор. Ключи, телефон, куртка, ботинки. И плевать, что я все еще в концертном платье, с размазанной по лицу косметикой, наполовину растрепавшимся пучком волос на голове и на улице вообще царит ночь…

Я все равно переступаю порог квартиры Крис навсегда.

– Альвина! – уже за закрытой дверью слышу истошный вопль Данила.

Я не жду лифт, а чуть ли не кубарем выскакиваю из подъезда. Кое-как дозваниваюсь Ане и сбивчиво объясняю, что мне некуда идти. Она, испуганная и заспанная, встречает меня на полпути в общагу. Крепко придерживая возле себя, она что-то объясняет коменданту. Я даже не слушаю.

В моих ушах все еще стоит его крик…

Каким-то чудом нас пропускают наверх, в комнату. Аня уступает мне свое ложе и скромно ютится в уголке кровати проснувшейся соседки. Они обе просто ошарашенно молчат.

А я, уткнувшись лицом в подушку, захлебываюсь слезами и ору от разъедающей меня боли в груди…

Глава 43

Полумрак небольшого банкетного зала ресторана приятно расслабляет. После двухчасового яркого света софитов это просто божественное спасение для моих глаз. Как и ненавязчивые звуки живой музыки, льющейся откуда-то из глубины ресторана, снятого в честь окончания нашего мирового турне.

Я безумно устала, но эта усталость просто патокой льется по венам наравне с холодным игристым вином в моем бокале. Уже собираюсь допить шампанское, подняться из-за стола и, наконец, позвонить Крис, но планы рушатся голосом Георга. Вижу, как он, уже с вальяжно расслабленным узлом галстука и слегка навеселе, покачиваясь, выходит в центр зала и призывными движениями рук переключает все внимание своих подопечных на себя. Я с тихим стоном готова сползти уже под стол. Начинается очередной пьяненький спитч минут эдак на сорок. И откуда у шестидесятилетнего человека столько сил и здоровья, чтобы и по миру кататься, и периодически прибухивать?

– Дорогие мои, – громкий голос Андерсена окончательно притягивает взгляды всех присутствующих, – позвольте я начну на русском, продублирую потом на английском. Мы все большие молодцы. Каждый из вас внес непосильный вклад в то, чтобы сегодня состоялось шедевральное закрытие сезона. Более тридцати концертов и все солд-аут. Более двадцати стран и везде нас ждут снова. Но я безумно рад и горд, что именно здесь, в России, состоялось шедевральное закрытие этого сезона. Именно в том городе, откуда и начался мой музыкальный путь. И не только мой. Сегодня поздравлений заслуживает ещё один человек, – Георг выжидающе замолкает, начиная бегать взглядом по собравшейся вокруг него толпе в смокингах и вечерних платьях. – Альвина! Можно тебя?

Теперь слиться под стол хочется ещё больше, но деваться некуда. Андерсен все-таки замечает меня, скромно сидящую с бокалом в руках, и весьма активно жестами предлагает выйти вперёд.

Чувствую жуткую неловкость, когда поднимаюсь и осторожно протискиваюсь через своих коллег. Большая часть их взглядов устремлена в мою сторону, но я до сих пор не могу привыкнуть к такому пристальному вниманию. Нервно поправляю за ухо локон, выбившийся из низкого пучка волос на затылке, и скромно становлюсь рядом с Георгом.

– Алечка! – начинает он, вдохновлено распахивая глаза, окружённые россыпью глубоких морщин. – Я горд и безумно рад, что ты так выросла. И речь сейчас не о том, что сегодня у тебя день рождения…

Я смущённо морщусь, так как особо не афишировала об этой дате, а те, кто отлично понимают русский, тут же начинают одобрительно шушукаться и прихлопывать в ладоши. Но Андерсен, приложив палец к губам, возвращает тишину.

– Аля, я хочу сказать тебе большое спасибо, что доверилась нам. Нашей огромной команде профессионалов и талантов. Мы все видели, как порой тебе было тяжело, но ты слушала, прислушивалась, подстраивалась, училась, а где-то иногда оставалась при своём мнении. И сегодня ты превзошла саму себя. Этот финальный концерт – твоя личная победа. Мы долго и упорно шли к ощущению, что ты полностью влилась в нашу музыкально-интернациональную семью. И теперь я точно знаю, что ты наша. Ты показала нам свою душу. Наша яркая звездочка, наш свежий глоток вдохновения и чистоты. Наша Альвина – Мальвина…

Андерсен расслабленно смеётся. Видимо, приправленному алкоголем, ему это сравнение кажется весёлым.

Альвина – Мальвина.

Мальвина…

Мне хватает одного слова, чтобы перед моими глазами растворился этот банкетный зал со счастливыми, немного пьяными лицами коллег по цеху.

Одна фраза, и передо мной словно нет прошедших двух лет. Меня затягивает туда, где я опять рыдаю так, что дрожат стены комнаты в общаге. Мне снова больно до обмороков.

Прошло два года, а я до сих пор чувствую каждую деталь той боли. Помню, как через несколько дней после того кошмара Аня забрала мои вещи из той проклятой квартиры. Помню, как, закрывая ладонями уши, я сползла к полу, когда услышала, что там перебито и сломано все, что можно разбить и сломать. Что все усыпано осколками,