Тут из «женской» комнаты вышла Юлька. За ней опасливо выглянула Микки, увидела Белого и тут же бросилась к нему, словно не видела неделю, не меньше. Последним гордо — словно всегда тут жил и вообще это моя квартира! — вышел Барсик. Несмотря на пережитое, кот выглядел довольным, ухоженным — женщины даже где-то нашли ему ошейник подходящего размера — правда, розовый, с инкрустацией стеклянными сердечками. Ладно хоть без колокольчика…

— Карл, давай в этот раз ты Барсика понесешь? У тебя рюкзак больше, удобнее будет.

— Кому⁈

— Ему, конечно же… — удивленно посмотрела на меня Юлька.

— Ну-у… ок. Тогда ты несешь вискарь.

— Какой еще вискарь⁈

— Из местных запасов, — я махнул рукой в сторону кухни. — Видела там барную стойку? Сто лет как не пил Laphroaig и Flannery’s, а тут запечатанные стоят. Стояли. Здешний хозяин знал толк в бухле…

— … и прочих развлечениях, — фыркнула напарница. — Мы в спальне нашли… — из коридора высунулся Бубенчиков, — ладно, потом расскажу. Пошли, проверимся перед выходом.

Перспектива тащить «лишние» килограммы меня не очень-то порадовала. Кое-как утешала мысль, что идти недалеко… но — недолго. До момента общего сбора перед выходом.

— Мы возвращаемся обратно на Васильевский! — объявил Калуга. — Пойдем в обход, через Тучков мост.

Ответом ему стал общий стон, хотя географию Питера явно знали не все.

— Че, нам опять через те завалы ковылять⁈ — возмутился подручный Скелета. — Мы ж там сдохнем!

— Не ссы, второй раз легче будет! — «подбодрил» его прапорщик.

— Да какого хрена…

— Это приказ! — вроде бы негромко произнес Калуга. — Приказы не обсуждаются, а выполняются! Все готовы? Выдвигаемся…

Замысел странного маневра полковника для меня выглядел вполне очевидным. Если в группе действительно есть «крот» и он оперативно сливает информацию кому-то — кому, кстати? — за день давешние наблюдатели уже могли снова занять прежние позиции. Но ждать они нас будут со стороны моста Бетанкура. А что мы можем пойти в обход — на такую глупость вряд ли кто рассчитывает.

Если, конечно, с другой стороны академии, в которую мы так рвемся, нет своей группы наблюдателей. Боюсь, тогда-то мы и сможем оценить, насколько же они безобидны. Но это если вторая группа есть и перекрывает все подходы к академии. А если нет…

Я постарался прогнать эту мысль подальше, чтобы не сглазить. Впрочем, быстро стало не того.

Первый шквал бури застиг нас на середине моста. Сначала ветер с размаху швырнул в лицо пригоршню мокрой пыли. А следом пришла стена ливня.

— стрей… ти… та!

Где-то над Петропавловкой громадная ветвистая молния расколола ночь вдребезги напополам. Один, два… шесть — и раскат хлестнул по ушам, ничуть не смягченный расстоянием.

— Чего⁈

— Надо быстрей уйти с моста! — заорал Калуга в полный голос. — Как можно быстрее.

Пока мы добрались до берега, мое «непромокаемое» пончо уже впитало в себя литров пять-шесть ледяной воды. И теперь эти литры, подгоняемые ударами ветра, медленно, но уверенно просачивались дальше, до самых костей. Еще пара литров хлюпала в ботинках — вот тебе, блин, и хваленый гортекс. Или сверху затекло? Похрену.

Мы шли быстрым шагом, не особо скрываясь. Дождь «обрезает» даже возможности тепляка — капли рассеивают излучение, да и температура поливаемого дождем объекта сильно теряет в теплоконтрастности. Ветер и раскаты грома довершили остальное.

На одну тварь мы все же наткнулись. Зараженный прятался под фургоном, и когда идущая впереди пара военных оказалась рядом — прыгнул. Солдат от удара выронил автомат, но все же сумел схватить жадно щелкающую зубами бошку и удержать её несколько секунд — пока опомнившийся напарник не разнес её короткой очередью.

Массивная дверь парадного входа оказалась закрытой, но вспоминать, как будет «друг» на эльфийском не потребовалось — тяжелые пули справились не хуже. Внутри же… внутри была темнота — пока её не вспороли лучи фонарей.

— Ненашев, твой выход! — скомадовал Калуга. — Веди.

— Щас я… — Петрович начал охлопывать себя по карманам. — Где же она… не мог… а, вот… сейчас…

Он торопливо вытащил из кармана какую-то схему, опустился на колени, развернув прямо на полу вестибюля и принялся водить по ней пальцем.

— Наверх, через второй этаж, к новому корпусу… ага, вот! Нам тудой, в смысле, направо! Кажись так!

— Ты же здесь был не один раз! — неожиданно рявкнул на него прапорщик. — Что еще за «кажись»⁈

— Так мы это, — испуганно забормотал Петрович, — через главный-то вход никогда и не ходили. Это ж для студентов, тьфу, для курсантов. А нас, политеховских, всегда через другой вход пускали. Нам, главное к новому корпусу выйти, а там-то я все помню…

— Смотри мне, — проворчал Бугров.

— Спокойно, Геннадий Васильевич, — на удивление миролюбиво произнес Калуга. — Не надо торопить Кар… Юрия Петровича. Ему еще транспортер запускать.

— Да я ж говорил сто раз, — тут же зачастил Петрович, — если там никакая собака не порылась, реактор должен работать в минимальном режиме. Лапочка наша свинцово-висмутовая… столько труда положили. Лишь бы первый контур не подвел, не застыл.

— Веди давай…

Попасть в новый корпус — точнее, в ту его часть, где располагался «лабораторно-производственный комплекс» оказалось заметно сложнее, чем в саму «Можайку». Дверь, через которую обычно входил туда Петрович, оказалась заблокирована — и никакие шаманства с чипованным пропуском, различными кодами доступа и прочим не заставили её распахнуться. Попытка взлома тоже не выглядела перспективно — «там сталюги сантиметра три», как сообщил все тот же Петрович. К нашему счастью, у «комплекса» имелись и окна, хоть и усиленные, но все же не настолько прочные. Под сигнализацией, но вряд ли кто-то сейчас мог на её сигнал среагировать.

— Вот он… красавчик наш…

Честно говоря, не знаю, что я ожидал увидеть — атомный ледокол на гусеницах или какого-то трансформера