Этот бой был только моим. Я понимал, что сейчас с высоты птичьего полёта меня снимают на камеры ушлые журналисты, но мне было плевать. Главное — уничтожить монстров и спасти людей.

Я снова взял разбег, оттолкнулся и опять пробежался по стене ближайшего здания, перескочил на забор и снова оттолкнулся. В прыжке приготовил клинки, а когда добрался до спины гиганта, то вбил оба меча в его шею. Но этого было мало. В ход пошла биомагия, такая, какой учил меня Лавр. На гладиаторскую мощь я потратил сразу половину резерва.

У мутанта не осталось шансов. Оружие буквально расчленило монстра на две части: голова и часть грудины остались в одной стороне, а остальная туша — в другой. Всё это рухнуло вниз и завалило улицу. Вместе со мной, конечно.

Я выбрался из-под туши монстра, вытащил мечи из его тела и убрал с клинков слой эктоплазмы. Только после этого вогнал оружие в ножны, а потом сосредоточился уже на мелких тварях. Их осталось немного, поэтому хватило двух ударов эктоплазменной волны, чтобы уничтожить мутантов. Их опалило и смяло прямо в воздухе, а потом мёртвая стая завалила город мёртвыми телами.

Всё это случилось на глазах у многих жителей, на глазах у военных артиллерийской группы и штурмовиков в АЭ-Роптерах, зависших в небе. И на глазах нескольких журналистов, посчитавших себя бессмертными. Они променяли собственную безопасность на эксклюзивный репортаж.

Этот бой стал значимым рубежом для всех. Впервые за всё время борьбы с червоточинами были убиты монстры, которые вырвались наружу. Кстати, они не отдали мне чистый эфир после смерти, как это бывало внутри червоточин. Из этого я сделал вывод, что магию я смогу пополнять только внутри.

Когда бой закончился, червоточина снова уснула и заросла крышкой, но внутрь, кроме меня, никто пока не торопился.

Карпов встал на моём пути.

— Нет, Бринер. Зайдём туда позже. Пусть всё успокоится.

Я обогнул его и всё равно направился к червоточине.

— Спущусь туда один, закрою туннель и выйду.

— Бринер, это приказ! — рявкнул мне в спину Карпов. — Ты тут не один, твою мать!

Я бросил на него тяжёлый взгляд, принял образ призрака и спустился в червоточину. Приказы Карпова на меня бы всё равно не подействовали — надо было разделаться с червоточиной, пока ещё кто-то не пострадал.

Внутри я пробыл не дольше пятнадцати минут. Монстров там уже не было, они все смогли вырваться наружу. Мне осталось только собрать чистый эфир в туннеле, а потом отправить Абубакара, чтобы тот нашёл источник. Ну а потом забрать его.

Когда червоточина схлопнулась, и я выскочил из ямы, то на шее у меня была уже бусина с силой двадцати трёх источников. Но сколько бы я ни закрывал червоточин, сколько бы мутантов ни убивал — чувство вины за людские смерти всё росло и росло. Оно множилось внутри, как неизлечимая опухоль, и ныла, ныла.

Я сжал кулаки, оглядел разрушенный квартал Панарска и снова испытал чувство горечи.

Всё это было моих рук дело!

Сейчас я сражался с тем, что сам и создал когда-то.

Под пристальными взглядами военных и камер журналистов я прошёл к приземлившемуся АЭ-Роптеру, уселся рядом с Карповым и молча стал ждать, когда взлетим.

— К Чекалину, — скомандовал Карпов.

Со мной он разговаривать не стал, а уже через полчаса я снова сидел в кабинете генерал-лейтенанта. Ему уже доложили о моей схватке с монстрами, со всеми подробностями, конечно, потому что Чекалин несколько минут разглядывал моё грязное лицо и о чём-то думал.

— Это был хороший бой, Алексей, — наконец сказал он, раскуривая сигару. — Карпов доложил, что ты отработал практически в одиночку.

— Я не хотел, чтобы ещё кто-то пострадал, — ответил я сухо.

— Все мы этого не хотим, но у нас такая работа. А ты полез один. Ещё и приказа Карпова не выполнил. Не делай так больше. Соблюдай правила. Нельзя бездумно рисковать, каким бы крутым бойцом ты ни был…

— Хорошо, не буду, — перебил я его.

Мне не хотелось слушать нотации. Вместо этого я посмотрел генералу в глаза и добавил:

— Предлагаю поторопиться с закрытием червоточин. В любой момент ситуация, как в городе Панарске, может повториться. Снова погибнут люди. Нужно исключить подобные смерти и закрыть червоточины до того, как какая-то из них снова проснётся без нашего ведома.

— Алексей, — генерал строго посмотрел на меня, давя взглядом, — это не твоя вина, что погибли люди. Сейчас ты похож на одержимого. На нашей территории осталось ещё двести шестьдесят три червоточины, и мы закроем их все, если будем методичны. Дай моим людям отдохнуть. Мы и так штурмуем червоточины на пределе сил. Человеческих. Про тебя я не говорю. Похоже, сидархам не знакомо чувство усталости. Продолжим завтра. Тебе и самому надо отдохнуть. Ты у нас один, побереги себя.

Он потёр лоб и внезапно спросил:

— А ты не думал завести семью?

Я уставился на него.

— Не понял… э-э… к чему это, господин Чекалин?

— К тому, что нам бы не помешал ещё один сидарх в будущем. Я был лишь наслышан, насколько эти маги сильны, но теперь вижу, что старые книги даже приуменьшали силу сидархов. Ты один стоишь целой армии. Сидархи всегда служили отечеству, как сильнейшие воины. А если бы у тебя родился ребёнок, то он бы тоже…

— Не факт, что он будет сидархом, — ответил я, покачав головой.

— Зато я знаю, что сидархи наделены способностью контролировать зачатие. Их дети всегда желанны и магически сильны. Если бы ты захотел, то…

Я снова его перебил:

— Пока Путь Сидарха не признан официально легальным. Я стал исключением только из-за того, что нужен стране. Всё может быстро поменяться.

Генерал вздохнул, откинувшись в кресле.

— Твои опасения понятны. Особенно после того, что произошло с твоими родителями и… вообще с сидархами.

— Вот именно, — кивнул я. — Возможно, как только я закрою последнюю червоточину, то буду уже не нужен, и вы снова объявите сидархов вне закона.

Чекалин примирительно выставил ладонь.

— Погоди, Алексей… не надо нагнетать. Я всего лишь задал вопрос и услышал ответ. И даю тебе слово, что пока ты помогаешь нам и не переходишь на сторону врага, ты — наша надежда.

— Хорошо, что вы это цените. Вы один из немногих действительно видите, насколько я стараюсь, чтобы помочь