— Я бы хотел жить в любое время с момента изобретения пенициллина, — все покатились со смеху. Это был идеальный и неожиданный ответ.

Всё, что Вуди Аллену пришлось пережить той весной, не так уж страшно по сравнению с неизлечимой болезнью. И тут меня осенило: эй, у меня неизлечимая болезнь, а я всё равно смеюсь. Должно быть, всё не так уж плохо.

Лос-Анджелес, октябрь 1994.

Вся пожёванная от повторных перечитываний во время перелёта из Нью-Йорка, в коричневых кругах от газировки моя копия сценария «Американского президента» была крепко зажата под мышкой, когда я вошёл в офис Роба Райнера. Может, не веря своей удаче, что такой потрясающий сценарий попал мне в руки, я хотел защитить его, не дать ему ускользнуть от меня.

— Это ещё не предложение, — сказал мне ранее Кевин. — Роб просто хочет, чтобы ты взглянул на сценарий и прилетел в Лос-Анджелес для встречи.

Что ж, я взглянул на него, и он мне понравился. Так что делай предложение Роб, но предупреждаю: я не соглашусь на это меньше, чем за бесплатно.

Конечно, вслух я этого не говорил, но и не скрывал, что сценарий был одним из лучших, что я читал. Автором был Аарон Соркин, также известный тогда по сценариям к фильму «Несколько хороших парней» и телефильму «Западное крыло». Для меня не имело значения, что роль, на которую я рассматривался, была не главной: ради Майкла Дугласа в роли президента и Аннет Бенинг в роли его любимой женщины из его окружения, я готов был и ко второплановой.

Мы с Робом Райнером говорили о фильмах, наших детях, но разговор оживился, когда мы перешли на политику. Ньют Грингрич и его «Контракт с Америкой» доминировали в заголовках национальных изданий, а демократов всего неделя отделяла от потери контроля над Палатой представителей[66]. Лицо режиссёра — настолько знакомое ещё по сериалу «Все в семье», что я чувствовал будто знаю его намного дольше, чем есть на самом деле, — отражало целую гамму эмоций, когда он страстно высказывал свои политические предпочтения, столь близкие к моим. Причины, по которым он хотел снимать этот фильм, были очевидны. Эта умная романтическая комедия была также своевременным высказыванием о том, как иногда в политике Вашингтона цинизм может заменять патриотизм. Поэтому я испытал восторг, когда он прямо в офисе предложил сыграть роль Льюиса — вымышленную версию хорошо известного помощника Била Клинтона.

Но пока что счастливый билет был не у меня в кармане. Несколько недель спустя после читки ролей в зале заседаний компании Роба Райнера «Касл Рок Продакшнс» случилось кое-что сильно меня напугавшее. Впервые за всё время я убедился, что Паркинсон может стоить мне работы. Когда актёры и производственный персонал встали после читки из-за столов, поднялся гул довольных голосов; утро прошло гладко, настроение — расслабленное, но мне нужно было срочно со всеми распрощаться, покинуть здание и добраться до машины. Занятый чтением, я забыл принять «Синемет»; начинался тремор, и я хотел быть подальше от чужих глаз, когда он разыграется по полной. Однако я не успел сбежать, так как производственный менеджер попросил у актёров всеобщего внимания.

— Мы хотим разобраться с вашими страховыми компаниями, — сказал он. — Так что, пожалуйста, соберитесь все в холле на медосмотр.

Я остолбенел. Никто не предупредил меня. Они и не обязаны были. Предпроизводственные медосмотры — обычное дело. Проводились они поверхностно врачами, работающими на студийную страховую компанию. Обычно они заглядывали только в рот и мерили кровяное давление. Медосмотр — это всего лишь способ избежать найма тех, кто мог слететь посреди съёмок и затормозить производство.

Левая рука начала бесконтрольно хлопать по бедру. Я засунул её в карман брюк, всухую проглотил пол таблетки «Синемета» и быстренько разработал план выхода из ситуации. Нужно было резко притормозить: если бы я оказался последним в очереди, глядишь, и синтетический дофамин успел бы подействовать, прежде чем я добрался бы до врача.

В борьбе с болезнью я добился больших успехов, но всё ещё не был уверен, как на неё отреагируют люди. Лучше было оставить её при себе. «Синемет» каждый раз срабатывал безотказно, и я достаточно хорошо знал, как контролировать симптомы, чтобы они не вмешивались в производственный график. Хотели бы они работать со мной, узнав о БП? Сейчас я знаю, что в наше время у большинства людей трудностей с этим не возникает, но тогда — мне не хотелось выяснять это на собственном опыте. Однажды я поделюсь с работодателем своим диагнозом, но не в этот раз.

«Майкл Фокс»

Моя очередь. Я достал руку из кармана — она была неподвижна, как скала. В этот раз я увернулся от удара.

Съёмки «Американского президента» продлились с декабря 1994 по март 1995. Я наслаждался каждой сценой, каждым из великолепных актёров, с которыми работал и проводил время на съёмочной площадке. Не очень-то меня радовали только дни, когда я не снимался. В Лос-Анджелесе я был один, вдали от семьи, оставшейся в Нью-Йорке (по причинам, которые я назову позже). Проводил часы напролёт, смотря телевизор, питаясь одной и той же гостиничной едой и пытаясь выловить Трейси и Сэма по телефону. В силу возраста Сэм был не очень-то словоохотлив. Приходилось повышать голос на пару октав и изображать из себя Микки Мауса, чтобы хоть что-то из него вытянуть.

Работать так далеко от дома было тяжело, но что ещё мне оставалось? Сделать круг интересных мне предложений ещё уже, ограничившись только интересными предложениями Нью-Йорка? А что насчёт только тех фильмов, которые снимались бы по графику, идеально сочетающемуся с ритмами моей семьи? В Нью-Йорке разрабатывалось множество проектов, но производственный график ни одного из них не был настолько — с 9-ти до 17-ти — предсказуемым. Так просто не бывает в кинобизнесе.

Но в телевидении… всё может быть.

Я подкинул эту идею моим агентам — они пришли от неё в ужас. Наконец-то запихнув меня в фильм категории «А» с маститым режиссёром и получив множество похвал от студии — не лучшей идеей, считали они, было возвращаться обратно на телеэкраны. К их огорчению, я гнул свою линию. Ну конечно, непреложная истина гласит: если ты после большого кино возвращаешься обратно на телевидение — это шаг назад в карьере. Если я что и понял за последние четыре года, так это: кто бы что не думал обо мне — мне это по