Шрифт:
Закладка:
Я слышу скрип открывающейся калитки на улице и хлопок. Сон слетает с меня мгновенно. Я становлюсь напряжённой струной в ожидании, когда откроется дверь веранды. Смотрю на неё, не сводя глаз, и всё сильнее стискиваю мягкую ткань пледа в ладони.
Тимур появляется ровно за час до отправления последней маршрутки в Ростов.
В свете фонаря с улицы это появление выглядит даже эпичным: широкоплечий высокий мужской силуэт замирает на пороге веранды. Горин в одной футболке, и меня передёргивает от холода, когда вижу его голые татуированные руки. И он держит в них небольшой пакет.
— Привет, — хрипит Тимур.
А мне нужно несколько секунд, чтобы облизать сухие от волнения губы и так же хрипло ответить:
— Привет.
Какие-то мгновения мы молчим. Сжавшись в напряжённый комок на диване, я всматриваюсь в лицо Тимура. Выискиваю на нём следы побоев: ссадины, кровоподтёки. Но ничего не замечаю. Уже неплохое начало…
— Решила дождаться? — Горин отмирает и направляется к столу. Ставит на него пакет, в котором тут же гремит что-то стеклянное.
С трудом нацеживаю слюну во рту, чтобы не чувствовать это противное першение в горле. И только потом говорю:
— Решила.
Тимур как-то рвано вздыхает. Он достаёт из пакета несколько стеклянных бутылок. В полумраке я не могу разглядеть этикетки, но догадаться, что это, несложно. Вряд ли Тимур купил себе лимонад. Я хмурюсь, а он тем временем продолжает выкладывать содержимое пакета на стол.
— Голодная? — спокойно интересуется Горин, а потом усмехается: — Котлет, правда, больше нет, но я купил бич-пакет*.
Чувствую, что спокойствие, которое сейчас демонстрирует мне Тимур, напускное. Даже в серебристом полусвете фонаря с улицы я замечаю — его плечи напряжены, а движения татуированных рук какие-то чересчур резкие.
— Тимур, а тебе обязательно было драться прямо сегодня? — на одном дыхании произношу я.
На секунду он застывает у стола. Перестаёт выкладывать еду из пакета. Потом просто берёт одну из бутылок, и через секунду я слышу характерный «чпок». Тимур открывает стеклянную тару.
Обернувшись ко мне, он подпирает пятой точкой стол, подносит к губам бутылку и делает несколько жадных глотков из неё. А после тяжело выдыхает, ставя её рядом.
— Ну… — хмыкает Тимур и расслабленно совершает привычный жест: прячет ладони в передних карманах джинсов. — Мне позвонили, сказали есть вариант размяться и заработать.
Я плохо вижу лицо Горина. Оно скрыто от бликов фонаря, но по наклону его головы понимаю, что он смотрит прямо на меня. Я всем телом ощущаю тяжесть его взгляда. И больше не чувствую той теплоты, что собирала возле себя все эти часы, завернувшись в плед.
— Несколько дней назад ты лежал пластом. У тебя до сих пор глаза красные. Мало тебе в прошлый раз по голове дали? Тебе вообще к врачу надо было, а ты берёшь и снова едешь туда, — чётко и с осуждением проговариваю я.
— Ничего не случилось, сегодня бой был лёгким. Пять ударов — и вуаля. Я победил. Кстати, — Тимур тянется опять к пакету. Достаёт оттуда какой-то свёрток и лёгким движением пальцев разрывает его. А потом делает к дивану шаг, протягивая мне несколько бумажек. — Держи.
Много времени мне не нужно, чтобы разглядеть: в его руках деньги. Перед моим носом сейчас пятитысячные купюры.
— Зачем? — перевожу взгляд с оранжевых бумажек на Тимура. Смотрю на него снизу вверх, изумлённо распахнув глаза.
Теперь, когда он стоит рядом, я могу увидеть его лицо: каменное, напряжённое.
— Честно заработала. Это моя плата за неудобства.
— Я не собираюсь брать деньги.
От моих слов Тимур клацает языком:
— Хватит строить из себя святошу. Бери.
И его кривая усмешка как оплеуха для меня. Я подрываюсь на ноги, позабыв, что на мне нет обуви. На моих стопах только носки, и я становлюсь ими на ледяной пол. Плед слетает с меня туда же.
— Строить святошу? — я вскидываю подбородок, чтобы взглянуть прямо в глаза Тимуру. У меня в груди закипает обида. То есть для него я что-то из себя строю? — Думаешь, я здесь из-за денег? Неужели ты не понимаешь, чем сегодня мог для тебя закончиться бой?
— Ты серьёзно сейчас пытаешься отчитывать меня? — прямо в лицо мне фыркает Тимур.
Мой нос тут же ловит запах хмеля. Значит, я не ошиблась. В бутылках точно не лимонад. Раздражение тут же бьёт по моим нервным окончаниям. Хочется своими же руками постучать по бритой башке Тимура. Мало того что он участвует в драках, когда это опасно для здоровья, так ещё и пивом заливается. Почему он такой баран?
— Я не отчитываю, — не перестаю смотреть в глаза Тимура, глядящие на меня с таким уже привычным пристальным прищуром. — Я просто пытаюсь тебе объяснить…
— Что объяснить? — он резко обрывает меня, дёргаясь вперёд. Теперь мы вообще стоим перед друг другом нос к носу. Он смотрит на меня сверху вниз, а я, держа подбородок приподнятым, снизу вверх. И Тимур, сжав челюсть, выговаривает всё мне прямо в лицо. — Что я прячусь в какой-то халупе? Что мой отец заблокировал все карточки и за эти несколько дней даже не позвонил мне? У меня нет ни копейки денег. Я жру сраный доширак или еду, что притащишь мне ты. Я замёрз и голоден как собака. Здесь даже помыться нормально нельзя. Или ты думаешь, я в восторге от таких условий? Мне. Нужны. Деньги, — последние слова Тимур произносит словно топором режет.
А меня уже потряхивает от его тупой упёртости. Я чувствую, что моё тело будто бы знобит, как при гриппозной горячке. Даже щёки горят. Всё, о чём я говорю, как в пустоту.
— Горин, у тебя было сотрясение, а ты снова отправился размахивать кулаками. Тебе нужен отдых хотя бы первые недели.
— Ну давай я здесь развалюсь на диване, — Тимур выбрасывает руку вперёд, указывая за мою спину, — буду плевать в потолок, а ты так и будешь возить мне еду в контейнере и чёртовы печенья. Будешь, а? — с откровенной издёвкой спрашивает он, а его правая с выбритым уголком бровь демонстративно выгибается.
— Каждый день не смогу, но, когда мама будет на дежурстве, это вполне возможно.
Тимур так и застывает в одной позе: с вытянутой рукой и с лицом, полным недоумения. Хлопает глазами, словно видит меня впервые…
