что столь удаленное место сокрытия Артема от охранки выглядит удивительным, не столь уж она и сильна была, вон Ленин со своей гвардией все больше по Парижам, Венам да Женевам предпочитал блюсти свою безопасность. К тому же у Артёма, как у всякого истинно русского мужика, была неизбывно тяжелой тоска по родине и неприязнь к западным людям. В 1903 году у него была возможность остаться в Париже, а после заниматься партийной работой в Европе. Но Артём предпочел вернуться. Во-первых, любил он живое дело, а во-вторых, как объяснял сам: «Я позорно бежал в Россию, потому что я чувствовал себя плохо среди непонятной мне европейской культуры. И чувствовал себя в своей стихии в сравнительно варварской России». Улавливаете? В этих строках все: и русская простота нравов, и нетребовательность к жизни, и понимание культурно-социальных различий Европы и России, и хитрый мужицкий прищур — в сравнительно варварской России. Тут уж и до водки с селедкой, квасом да родных осин недалеко. Но говорит это человек, сумевший поступить в МВТУ, владеющий английским, небезуспешно занимавшийся между делами еще и литературной критикой. Да, Луначарский и Троцкий имели образовательный ценз повыше, Сталин был непревзойденным природным практиком в организации партийной работы и контрпропаганды, но следом за ними (я не беру тут к рассмотрению Ленина или Плеханова — политических мастодонтов российской социал-демократии) идет фигура Артёма. На одной доске с ним, пожалуй, только Дзержинский.

Итак, он года не выдержал в Париже, позорно бежал в Россию, а тут целых семь лет сидит на краю света среди кенгуру и потомков английских каторжников. Может, ему с ними и просто было, примерно, как с курскими, харьковскими, донецкими да уральскими мужиками — все-таки нравы в Австралии куда проще европейских всегда были. А в те времена и подавно. Но есть одно соображение. Возможно, руководство РСДРП(б), предвидя мировую бойню, искало и нашло в нем своего агента в одном из самых крупных британских доминионов. Ведь на полном серьезе после мировой империалистической войны готовились к всемирному восстанию пролетариата против буржуазии. А тут такой человек в Австралии — крупнейшем поставщике шерсти, редких руд, говядины и рыбы. Артём обосновался на Зеленом континенте основательно, а в годы войны неоднократно поднимал бучу среди тамошних трудяг и пытался подвести дело к ни много ни мало австралийско-германскому сепаратному миру, за что сиживал и в местных каталажках.

Зато при первом же известии о революции в России Артём на всех парусах мчится домой. Телеграммы его товарищам, отправленные в пути, дышат поистине юношеским оптимизмом и нетерпением.

ДКР и уроки Артёма

Роль Артёма в истории ДКР хорошо известна. И поскольку сама история не входит в рамки заявленной темы, отметим только несколько моментов, на которых стоило бы сделать акценты.

Хотелось бы предостеречь те горячие головы, которые пытаются преподнести деятельность Артёма на посту предсовнаркома ДКР как подвиг русского национального духа, как борьбу с украинским национализмом. При всей своей русскости Артём был все-таки в первую очередь большевиком. Во вторую очередь он тоже был большевиком и в третью тоже.

Большевик он был правоверный и жутко дисциплинированный. Он был прагматик до мозга костей. Как мы видели в предыдущем эпизоде, партия сказала: «Австралия». Значит, будет Австралия. И будет качественной вся работа там.

Перфекционизм отличал все, что делал Артём и другие, заметим, крупные коммунистические функционеры. Только это вкупе с дисциплинированностью личной дало возможность им создать мощное государство и выиграть несколько войн — от двух за существование государства до войн за космос, ядерное оружие, экономическое равновесие в стране, новую культуру, новую религию и души людей.

Все советские перфекционисты показали, как истинно русское стремление к свободе, всегда понимаемое нами, как ничем и никем не ограниченная воля, может сочетаться с восприятием и переработкой соседних культур и нравов. И недаром первый космонавт Земли Юрий Гагарин восхищался жизнью и судьбой товарища Артёма.

Артём, как и большинство кадровых ленинцев, на дух не переносил национализм в любом его виде, хотя, конечно, националистическая мысль великих культур, таких как русская, германская, французская, китайская, рассматривались как естественные последствия развития имперских народов по собственному уникальному пути. Если же говорить о предпочтении Артёмом и его соратниками по партии русской культуры и как государствообразующей, то, наверное, уместно было говорить о том, что исповедовали они своеобразный «русский интернационализм». Который, к слову сказать, прижился у нас в Донбассе. Ведь с самого начала нашей истории локомотивом ее был русский мужик из центральных великорусских губерний, но направляли его бег британцы, французы, немцы, бельгийцы, а позже и американцы-менеджеры. Национальные ручейки греков, татар, немцев, болгар, евреев, белорусов, армян, ингушей постоянно подпитывали русское море в Донбассе. Долгое время никто не вычитал из него украинцев и белорусов, но даже когда это произошло, то сделано было во имя принципов равноправия. И хотя многие коммунисты, работавшие на юге, понимали, что в будущем это может дать как раз эффект несправедливости, что многие потуги украинских деятелей продиктованы чуждой и русскому, и советскому государству идеологией, против генеральной линии партии до конца они не пошли. Все они помнили о единстве и вреде фракционности в рядах партии.

И в этом первый урок государственного деятеля Артёма — урок дисциплины и мудрости.

Артём понимал людей и умел быть с ними везде — и в бою, и в лазарете, и в голодной степи при отступлении, и на шахтах и заводах при их восстановлении.

Это второй урок — быть своим среди своих, знать их дело не хуже их самих.

Напомним, Артём работал и машинистом на руднике в Донбассе, и металлистом в Екатеринославе, и слесарем на паровозном заводе в Харькове.

Но самый главный урок Артёма, который очень трудно выучить сегодня — это искренняя верность идее и мечте всей жизни. Она у него была одна — всемирное братство людей. После окончания Гражданской войны это казалось ему возможным. С его связями в международном рабочем движении, с именем в кругах горных рабочих, среди влиятельных деятелей профсоюзного движения Британии, Франции и Германии.

Известно, что Артём мечтал о создании Всемирного союза углекопов. Кому-то это казалось утопией, кому-то, напротив — угрозой могуществу капитала похлеще неопределенной мировой революции. И давно уже живет версия о том, что экспериментальный аэровагон, в котором ехали Артём и европейские деятели профсоюзов тем трагическим днем 24 июля 1921 года, слетел с рельсов под Тулой совсем не случайно.

Так это или нет, мы, скорее всего, никогда не узнаем. Ему было только 38 лет. Но