— Кровная магия, связывающая тебя с драконом. Она позволит создать прочный доспех, защищающий тебя от всего. Он станет твоей второй кожей, позволит тебе летать со мной так же уверенно и безопасно, как делаю это я один.

Алые капли сорвались в чан с когтями, а затем он протянул руку к ее ладони.

— Твоя кровь соединит нас, и даст новый виток магии.

Ее капли упали туда же. Она едва не вырвала руку от пронзительно острой боли, но он держал ладонь крепко.

— Шираны пронесли этот обряд через тысячелетия, но он давно позабыт и утрачен. Как и драконы.

Они сидели перед костром — он опалял и нагревал окровавленные когти, чтобы они прочно пристали к эластичному доспеху, а она помешивала костер, наблюдая за его кропотливым трудом. Огонь приятно трещал, подмешивая в какофонию лесных звуков свой узнаваемый тембр. Марон ушел куда-то в леса, чтобы поживиться последними, готовыми пропасть из виду из-за заморозков, грибами.

— Ты жалеешь о чем-то?

— Что?

Он оторвался от своего занятия и бросил на нее слегка сбитый с толку вопросительный взгляд.

— Жалею?

Бам! — это словесное копье, похоже, попало в самое яблочко, отчего эльфийке сразу стало неуютно. Захотелось попридержать язык за зубами, отмахнуться, сказать, что ему послышалось, но времени назад не вернешь.

Лицо мужчины сразу приобрело растерянный, затем опечаленный вид, который в мгновение ока скрылся за отрешенностью. Как будто он ловким движением надел свою излюбленную маску.

— Просто вспомнил несколько моментов из жизни, вот и все.

Лэниэль кивнула, не решаясь продолжить разговор, и перебросила прогоревшую с одного конца палку в другую руку. Слегка измятая тряпка, которой он перевязал порез, вымазалась в саже.

Но Норд неожиданно продолжил.

— Я вспоминал семью. Прошло уже столько времени, что кажется, это было в прошлой жизни.

Девушка замерла. Они впервые говорили о семье. И она не была уверена, что будет готова на откровения, но все произошло само собой.

— Что с ними случилось?..

— Погибли…В несчастном случае. Много лет назад. Так много, что мне и не сосчитать.

— Мои тоже.

Сердце резануло ножом. Рана, затянувшаяся много десятков лет назад, сейчас кровоточила с новой силой, и у нее больше не было сил ее залатать.

— Но не в несчастном случае, а в одной из битв. Мы как будто всю свою жизнь только и делаем, что отстаиваем свое право на существование. Это ужасно.

Норд вздохнул еще печальнее, и отвернулся. Чувство вины, отпустившее и предоставившее ему передышку, упало на душу неподъемным камнем вновь.

— В том числе и из-за меня.

Теперь они оба жалели об этом витке разговора, и уже не было никаких шансов исправить его направление. Оно катило на них, как телега со взбешенными кобылами, которых было невозможно остановить.

— Да, но… Ты лишь исполнял чужую волю.

Жалкая попытка обелить его сущность. Он резко поднялся на ноги, отчего миска с коготками перевернулась, и они рассыпались по земле.

— Не нужно, Лэн. Этим ты ничего не исправишь. Ты и не должна ничего исправлять. Это мои проблемы. Каждый борется со своими демонами, понятно? Не бери мои грехи на себя. Не нужно видеть только хорошее в тех, кто не представляет из себя ни грамма светлых намерений.

Ему нужно было выпустить пар. Полетать? Сжечь эту гребанную планету до тла? Но она и без того держится из последних сил. И почему он так разозлился? Начал пороть эту чушь про добро и зло, хотя сам уже давно переосмыслил свое мышление.

Вдох. Выдох. Он поднимает взгляд на луну и старается почувствовать холодящий вечерний воздух. Вдох. Он слышит шаги позади. Выдох. Что ты хочешь, Лэн? Вдох. Ее руки обнимают его поперек груди, а телом она прижимается к его спине. Я злой. Выдох. Или уже нет? Вдох.

Так они стоят на виду у полной луны, которая с молчаливым пониманием таращит на них свой единственный слепой глаз.

Им обоим хочется проснуться в новом мире, в котором будет возможность больше не бежать, не сражаться и не убивать. Девушке лишь предстоит познать весь ужас войны, раскрывающейся в своей чудовищной красе. Он же проходит все это жизнь за жизнью, и страдания, кажется, никогда не закончатся.

*** *** ***

Их кровавый рассвет начинается в четыре часа.

От мороза все распустившиеся накануне по своей глупости цветы погибли, птицы, не успевшие найти убежище потеплее, замерзли, а животные залегли в своих норах, отопревая носы и лапы. Лес опустел и покрылся дымкой. Небо затянуло серостью, которая превратилась бы в скором времени в непроглядную тьму. Пока Лэниэль спала, тревожно перекатываясь с боку на бок, Норд сидел на покатой крыше башни, высматривая окружение. Вдалеке, словно отголосок сломанной сосульки, доносились многочисленные голоса воинов, которые продвигались по лесу. Множество эльфов, которые почти никогда не выказывали носа из королевства, теперь возбужденно переговаривались, пускаясь в свое последнее странствие.

Он совсем не был уверен, что хочет брать Лэниэль в это ожесточенное месиво, поэтому уже собирался пуститься в путь — так, чтобы его не заметили остальные. Добраться до берега окольными путями, а затем дать бой своим противникам, но в этот момент, когда он уже поднялся на носочки, балансируя, и готовясь расправить крылья…Створки старого деревянного окна скрипнули, выпуская встревоженное девичье лицо. От холода изо рта мгновенно вырвался пар, а ее щеки покрылись румянцем. Она выглянула наружу и подняла голову, фокусируя на нем слегка сонный взгляд.

— Неужели ты правда думал сбежать без нас?

— Как ты узнала? — выдохнул он разочарованно.

— У тебя крыша скрипит. И судя по всему, едет.

Она двусмысленно покрутила пальцем у виска, и отошла в сторону, чтобы он скатился по черепице и ловким зацепом ее за край перекинул свое тело прямо в наружность комнаты.

Он приземлился с ловкостью кошки, роняющей вазу на стеклянный пол. Марон резко проснулся, схватил короткий нож, который держал во сне поблизости, и сонно заозирался.

— Уже началось? Мы опоздали? Уходите без меня?

Лэниэль, замершая в одной ночной рубашке до самых стоп, взглянула на него убийственным взглядом.

— Все в порядке. Мы только будем завтракать. Нужно собраться на битву.

Завтрак был тревожным и каким-то сумбурным: каша подгорала, намереваясь вывалиться из котелка, чай обжигал и горчил, и Лэниэль то и дело подскакивала к окну, не справляясь с накатывающим страхом. Как можно было есть, когда за окном разрождалась война? Подвергаясь передающемуся как чахотке мандражу, они не смогли долго сидеть на