— Отнюдь, герр Шпатц, — на тонких губах Ледебура заиграла улыбка. — Лично меня эти развалины никогда всерьез не интересовали, но документы по ним, я, конечно же, читал. И ваша идея звучит не более безумно, чем любые другие гипотезы о способах проникнуть внутрь.

— А что вообще известно про эти города, герр доктор? — Шпатц сделал еще глоток.

— Мы наблюдали один из них с высоты, но была буря, и найти обратную дорогу мы не смогли, — сказал Ледебур. — Все эти города имеют форму восьмиконечной звезды. Точнее, внешняя стена их такой формы. Внутри — постройки с высокими башнями и шпилями. И кое-кто описывал еще внешний периметр. Вроде как в паре километров от каждого луча стоят вышки. Вот их вблизи как раз видело довольно много народу.

— Сигнальные башни, — медленно проговорил Шпатц.

— Что? — Ледебур посмотрел на него поверх очков.

— Тот, кто убил Оглоблю в больнице, расспрашивал его про какие-то сигнальные башни, — сказал Шпатц.

— Пожалуй, их можно так назвать, — кивнул Ледебур. — А почему вы не спите, герр Шпатц?

— Просто захотелось пить, — Шпатц допил остатки морса и встал. — Не знаю, почему я опять подумал про этот город. Наверное, что-то приснилось. Спокойной ночи, герр пакт Ледебур.

Утром Шпатцу с трудом удалось разлепить глаза. От вчерашней нервной активности не осталось никакого следа, мышцы ныли, будто им пришлось неделю трудиться на самой тяжелой работе. Велик был соблазн повернуться на другой бок и вернуться в страну снова обратно. Лишь огромным усилием воли Шпатцу удалось заставить себя спустить ноги с кровати.

Спустившись к завтраку, он обнаружил, что Крамм заигрывает с Гретой, одной из дочерей управляющего, а Лисбет сидит за стойкой и неспешно пьет кофе из маленькой чашечки. На его появление никто не обратил внимания, чему Шпатц был скорее рад, чем нет, потому что даже умывание и несколько физических упражнений не помогли ему вернуть себе бодрое состояние. Так что он сел за столик и стал терпеливо ожидать, когда Блазе принесет ему дежурную утреннюю яичницу, кофе и, как всегда, какой-нибудь замечательно вкусный десерт, от которого Шпатц привычно откажется. Или нет. Он еще не принял решение на этот счет. Предвкушения завтрака прервал истошный крик на площади. Кричала девушка.

Рядом с дубом стояла тележка, запряженная пестрым мулом, рядом с ней топтался пожилой мужчина, смутно знакомый, кажется он видел его на ритуале в лесу, а с телеги до самой земли свешивались длинные светлые волосы. Рядом с ним стояла зареванная дочь доктора, со всех сторон к ним спешили местные жители.

— ...смотрю, а он в ручье лежит наполовину, — рассказывал хозяин телеги. — По самую жопу в воде. Я подумал, что нельзя его там бросать, выкинул из телеги дрова, а его, значит, погрузил. Надо управляющего позвать...

Шпатц подошел ближе и заглянул в телегу. Тело принадлежало Одо Махтклеве. Правда узнал его Шпатц только по длинным волосам, лицо его было обезображено — из вывороченных глазниц торчали обломки корявых сухих веток, брезентовая куртка порвана в клочья и залита кровью, живот вспорот длинной раной, из которой выпирали тошнотворной кучей кишки, пополам с грязью и хвоей. Видимо, фермеру пришлось собрать их с земли и запихать в живот Одо.

Трактир «Корона Ингвара»

Окраина Берги, Сеймсвилль.

— Может, нам следует просто завербоваться в армию и дезертировать? — Крессенштейн смотрел на красочный плакат, призывающий всех, способных держать оружие, встать на защиту родной страны от подлых захватчиков.

— Он опаздывает всего на пятнадцать минут, Гейнц, — Адлер брезгливо поковырялся ложкой в тарелке. Неаппетитное остывшее месиво, значившееся в меню, как «горячее мясное рагу» состояло в основном из распаренной репы, бобов и нескольких тощих волокон мяса. На вкус эта мешанина была еще хуже, чем на вид. — Ты заметил, кстати, что самые убогие рыгаловки обычно имеют очень героические названия?

— К счастью, цены в них тоже убогие, — миска Крессенштейна уже была пуста.

— В обычное время я бы не стал это есть, даже если бы мне приплатили, — Адлер вздохнул и обреченно принялся за еду.

— В обычное время, — гауптман сдвинул на затылок кепку и похлопал себя по животу. — Мне кажется, мы неосмотрительно себя ведем. Нам следовало бы использовать те имена, которые написаны в наших документах. По радио вчера между делом объявляли, что наш люфтшифф потерпел крушение, не исключено, что наши фотографии скоро появятся в газетах.

— Надеюсь, скоро нас здесь не будет, — Адлер хмыкнул.

— Ты уверен в своем человеке? — Крессенштейн, не меняя вальяжной развалившейся позы внимательно осмотрел зал трактира. Кажется, никому не было никакого дела до двух обедающих работяг. Зал был набит битком, вопреки увещеванием не собираться большими компаниями и внимательно смотреть на небо. Берги был убогим приграничным городом, большинство его жителей добывали себе пропитание тем, что трудились на гранитном и глиняном карьерах. Работа была тяжелой, кто-то все время приезжал, кто-то уезжал. Платили мало. Кажется, привлекательность труда в этих местах держалась исключительно на легендах, что однажды один двоюродный дядя знакомого одного знакомого нашел во время работы слиток золота величиной с конскую голову и сказочно разбогател. А кузен троюродного дедушки со стороны матери того собутыльника, что свалился по пьяни в колодец, своими собственными руками добыл целую горсть изумрудов чистейшей воды и теперь кушает за одним