У Массимо сжимается челюсть.

— Кто, черт возьми, позволил им влезть в наш бизнес, не посоветовавшись со мной?

Итак, все так, как я и подозревал. Мой сводный брат всегда был вовлечен в семейные дела.

— Мой отец, — говорю я. — Но Леоне был тем, кто придумал эту идею. Их план состоял в том, чтобы расплатиться с Каморрой до ежегодного собрания, чтобы Семья ничего не узнала. В начале лета все пошло наперекосяк, но после смерти Альвино отец заключил новую сделку с Эфизио. Он собирался объявить об их партнерстве на вечеринке, но потом его убили, прежде чем он успел это сделать.

— Угу. И кто знал, что Нунцио собирается сделать это заявление?

— Он рассказал мне. И я полагаю, что Леоне тоже знал об этом.

— И ты абсолютно уверенв, что Леоне стоял за идеей привлечь Каморру?

— Папа сказал мне об этом.

Массимо откинулся в кресле и начал постукивать наручниками по металлическому столу, медленный ритм разносился по комнате.

— Мне нужно, чтобы ты описала вечеринку. Кто там был, и все, что произошло, с момента твоего приезда до выстрела.

Я делаю глубокий вдох и начинаю говорить, рассказывая ему все, что помню о той ночи. Ничего особенного. Я все еще находился в эйфории от произошедшего накануне и не обращала ни на что особого внимания. Но я расскажу ему все, что смогу вспомнить. Массимо слушает, не перебивая, и с каждым словом его лицо становится все мрачнее.

— А Леоне не был на сцене с Нунцио? — спрашивает он, когда я заканчиваю.

— Нет. Он стоял в стороне, у столика с напитками.

Между нами воцаряется тишина, и единственным звуком в комнате остается стук металла о металл.

— Леоне хочет выдать меня замуж. Он все еще не решил, будет ли это кто-то из албанской организации или Сальво.

— Хорошо. Я прослежу, чтобы он выбрал Сальво.

— Я не выйду за него, Массимо. Или за кого-нибудь еще, — Я поднимаю глаза от его рук и встречаю его взгляд. — Я беременна.

Его глаза расширяются.

— Кто отец?

— Это не имеет значения.

Массимо бросается вперед так внезапно, что я вздрагиваю в кресле.

— От какого-то ублюдка моя сестра забеременела, и это не имеет значения? — рычит он, натягивая цепи.

— Нет. Он не из Семьи.

— Он собирается на тебе жениться?

— Нет. Он… — Что это за хрень? Я удивляюсь. — Он ушел.

Массимо смотрит на меня, его ноздри раздуваются, затем он медленно опускается на стул.

— Избавься от него.

— Я не собираюсь избавляться от своего ребенка!

— Ни один мужчина из Семьи не женится на женщине, которая беременна чужим ребенком, Нера. Особенно если эта женщина — дочь дона. Если это будет мальчик, то, если он захочет занять место лидера, как твой сын, он получит поддержку, чтобы взять бразды правления в свои руки. Он навсегда останется угрозой для тех, кто отчаянно пытается удержать свою власть.

— Должность дона не передается по наследству.

— Нет, но ты прекрасно знаешь, что одного родства с предыдущим доном достаточно, чтобы получить необходимую поддержку.

— Я уйду.

— Из Коза Ностры не уйти, Нера. Ты прекрасно это знаешь.

— Я могу попробовать.

— И ты умрешь раньше, чем твой ребенок успеет появиться на свет. Леоне убьет тебя. Так же, как он убил твоего отца.

— Что?

— Серьезно? Ты еще не догадалась? — Массимо наклоняется над столом, его глаза пронзают мои. — Леоне никогда бы не допустил, чтобы дело дошло до того, чтобы расплатиться с Каморрой. Он организовал всю эту сделку, чтобы потом раскрыть ее Семье, представить твоего отца предателем и занять его место. Возможно, он убедил Нунцио ничего не говорить мне об этом только по этой причине. И он без колебаний избавится от тебя, если это удовлетворит его потребности.

— О Боже! — Я пристально смотрю на него.

— Ты правда хочешь оставить ребенка?

— Да.

— И как далеко ты готова зайти, чтобы сохранить своего ребенка?

— До самых глубин ада, если понадобится.

— Хорошо. Потому что именно туда ты и пойдешь, — говорит он. — А теперь слушай и делай то, что я скажу.

Пока я слушаю план сводного брата, мой желудок совершает кувырки и крутые падения, и к тому времени, как он заканчивает, мне хочется блевать. Он не шутил, когда сказал, что я отправлюсь в глубины ада.

— И надолго? — выдыхаю я.

— Пока я не выйду.

— Это же почти четыре года, Массимо! Я не могу этого сделать.

— Такова цена за твою свободу и безопасность твоего ребенка. — Его рот растягивает ухмылка.

Наблюдая за расчетливым блеском в его глазах, до меня доходит.

— Ты ведь не просто дергал за ниточки отсюда, верно? Все эти годы именно ты занимался делами семьи.

— Нунцио был хорошим человеком, но ему не хватало кровожадности, чтобы принимать необходимые решения — Ухмылка на его лице расширяется в такую ужасающую улыбку, что я невольно откидываюсь назад. — Я управляю Бостонской Коза Нострой с девятнадцати лет, сестренка.

Я вздрогнула.

— Должен быть какой-то другой способ.

— Нет другого способа, — Он качает головой, его пронзительный взгляд устремлен на меня. — Это честный обмен. Четыре года твоей жизни в обмен на свободу. Для тебя и твоего ребенка.

Обмен. От одного этого слова мне хочется плакать. Похоже, мой демон был прав — ничто не делается за бесплатно.

— Поклянись, — настаиваю я хриплым шепотом.

— Клянусь своей честью.

Я киваю.

— Я сделаю это.

Медленно поднимаюсь со стула, пытаясь все осмыслить. Я уже подхожу к двери, когда до меня доносится голос Массимо, заставивший меня остановиться.

— Что случилось с Захарой?

— С ней ничего не случилось. У нее витилиго. Это просто кожное заболевание. Если бы ты позволил нам навестить тебя, ты бы знал.

— Я рассчитывал на смягчение приговора, но каждое мое прошение об условно-досрочном освобождении отклонялось. И я готов поспорить, что Леоне тоже как-то за этим стоит. — Он поднимает руки перед собой, напрягая цепи. — Я не хотел, чтобы вы видели меня в таком состоянии. Веришь или нет, но ты мне небезразлична, Нера. Вы — моя семья. Я бы никогда не запретил Нунцио выдать тебя замуж, когда тебе исполнится восемнадцать, если бы мне было наплевать.

Мой взгляд скользит по его огромному телу, распростертому на стуле, затем вверх, по его татуированным рукам и кистям, и останавливается на его лице.

— А может, ты просто хотел устроить брак, который будет способствовать твоим планам?

Его губы расширяются в коварную ухмылку.

— И это тоже.

— Может, тюрьма и изменила тебя внешне, но внутри ты все тот же хитрый парень,