Тан Тяньтянь задумчиво перебирает струны гитары; она и Сяосяо с нежностью смотрят друг на друга, напевая: «Улыбка… я к прошлому отношусь с улыбкой…»

Т а н  Т я н ь т я н ь. Да, у меня расстройство: хотела попросить фабрику художественных изделий изготовить памятник по моему чертежу, а они не соглашаются.

Е  С я о с я о. А как он должен выглядеть?

Т а н  Т я н ь т я н ь (самозабвенно). Я однажды видела фотографию скульптуры Родена «Поцелуй». Красота необыкновенная… (Отставляет в сторону раму, прижимается к Е Сяосяо, целует его.)

Многочисленные зеркала на сцене отражают «скульптуру». Быстро входит  Л ю  Ф э н, останавливается в сторонке.

Л ю  Ф э н. Сяосяо, Тяньтянь, вы, возможно, уже догадались. В тот день я тоже был в автобусе номер тринадцать. Сяосяо меня не видел. Человеком, который крикнул: «Гони автобус в участок», был я. После всего случившегося я в душевном смятении написал эту пьесу… Впрочем, нет! Может быть, это всего лишь тревога, которая захлестнула мои мысли, мою душу после смерти Сяосяо. Каким бы я оказался, будь я тогда в автобусе?

Вбегает  д е в о ч к а  в пионерском галстуке, с букетом цветов. Лянлян, ведя за собой актеров, начинает танцевать вокруг Е Сяосяо и Тан Тяньтянь. Е Сяосяо оставляет Тан Тяньтянь и танцующих и медленно поднимается на возвышение, на котором сидит ударник. Тот торжественно и немного устало спускается вниз, принимает пустую раму.

Е  С я о с я о. Прощай, Тяньтянь! Прощайте, друзья! В огромной печи уже полыхает пламя, скоро я в него войду и превращусь в горстку пепла… И спустя годы в воздухе по-прежнему будут летать маленькие искорки, которые никогда не угаснут. Они будут летать вокруг вас и напоминать: люди, я любил вас!

Тан Тяньтянь, Лю Фэн, Лянлян, девочка-пионерка, не видя Е Сяосяо, зовут его. Отзывается лишь эхо. На помосте вокруг барабанной установки вздымаются вверх и колышутся красные шелковые полотнища — языки пламени. Там Сяосяо. Актеры начинают медленно танцевать вокруг ударника, в руках которого пустая рама.

Вращаются большие зеркала. Актеры попеременно надевают маски пассажиров автобуса. Е Сяосяо с улыбкой сидит за ударным инструментом. На Е Сяосяо луч прожектора. Непрерывная дробь барабана… Занавес опускается.

Перевод Н. Спешнева.

Ли Ваньфэн, Лань Иньхай

УТРЕННИЕ ПРОГУЛКИ

Д у  М а н ч ж у н, 65 лет, садовник в парке.

Д и р е к т о р  Ч ж э н, 60 лет, бывший директор издательства, заслуженный пенсионер.

Т о л с т ы й  Ч ж а о, свыше 60 лет, бывший повар ресторана, пенсионер, меломан.

Х у д о й  Ч ж а о, свыше 60 лет, пенсионер, в прошлом кадровый работник, меломан.

Д е д у ш к а  Ч э н ь, 80 лет, в прошлом скрипач оркестра при труппе Пекинской музыкальной драмы, пенсионер.

Б а б у ш к а  Ю й, свыше 50 лет, одинокая женщина, продавец мороженого.

Б а б у ш к а  Х о у, около 60 лет, домашняя хозяйка, в прошлом экономка в богатой семье, имеет солидные сбережения.

Б а б у ш к а  Г о, около 60 лет, имя в молодости — Хэ Ванлань, домашняя хозяйка.

М э н м э н, 6 лет, внук бабушки Го.

Д е д у ш к а  Т а н ь, 70 лет, одинокий старик.

Д е д у ш к а  Ф а н, свыше 60 лет, в прошлом профессор университета, после инсульта парализованы ноги, говорит невнятно.

Б а б у ш к а  Ф а н, 60 лет, жена Фана, в прошлом учительница в школе, ныне на пенсии.

Ф а н  Ю н, 20 с лишним лет, третий сын Фана, ординатор в больнице.

В а н  Л и ж у н, 27 лет, невестка бабушки Го, продавщица универмага.

С ю  Ч ж э н ь, 26 лет, невестка бабушки Хоу, работница текстильной фабрики, бригадир.

Г о  Г у й, 23 года, старший внук бабушки Го, рабочий.

С у н ь  Ц и н ь, 20 лет, подруга Го Гун, работница.

С т а р ш а я  м е д и ц и н с к а я  с е с т р а, 38 лет.

М е д и ц и н с к а я  с е с т р а, 20 лет.

Парк ранним утром в начале осени. Кленовые деревья в легкой дымке тумана, сквозь которую пробиваются лучи утреннего солнца. Кое-где среди кленов проглядывают заросли бамбука. У подножия холма беседка, перед ней — клумба, слева от клумбы — оранжерея со множеством цветов. В парке тишина, изредка доносится пение птиц. На одном краю сцены Т о л с т ы й  Ч ж а о  и  Х у д о й  Ч ж а о  занимаются китайской гимнастикой «туйна», д е д у ш к а  Ч э н ь — гимнастикой «тайцзицюань». Д у  М а н ч ж у н  идет по сцене, разматывая шланг для поливки цветов.

Ч э н ь (вытирая пот, к Ду). Мое почтение садовнику Ду.

Д у. А-а, дедушка Чэнь, как поживают ваши косточки?

Ч э н ь. Пока ничего! Вашими молитвами. Денек-то какой!

Д у. Чудесный, дышится легко.

Ч э н ь (берет кружку). А ваш цветок «ланьшучжуан» в горшке распустился?

Д у. Распустился! Пойдите взгляните!

Ч э н ь. С удовольствием. (Направляется в оранжерею.)

Ду возится с горшком орхидеи. Оба Чжао, закончив гимнастику, вытирают пот и о чем-то болтают.

Т о л с т ы й  Ч ж а о. Послушай, сегодня, по-моему, не все в сборе.

Х у д о й  Ч ж а о. Не хватает тех, на ком мир держится.

Т о л с т ы й  Ч ж а о. То-то я думаю, мрачновато как-то. Оказывается, еще не появились наши бабуленьки.

Х у д о й  Ч ж а о. Гм! Знаешь, здесь в парке такой аромат цветов, так щебечут птицы и такая красота… Ну просто самое подходящее место для влюбленных парочек!

Т о л с т ы й  Ч ж а о. Послушай, ты, можно сказать, уже одной ногой там, а все никак не уймешься; погоди, старуха твоя узнает, пощады не жди.

Х у д о й  Ч ж а о (смеясь). Я-то? Как говорится, баба с ведрами прошла мимо колодца — все позади!

Т о л с т ы й  Ч ж а о. То-то же. Считай, не зря прожил жизнь. А ведь тебе уже за шестьдесят. Вот уж стыдоба будет, если опять в лирику ударишься!

Х у д о й  Ч ж а о. Слушай, у тебя не все дома, что ли? Ты что, ничего не заметил в последнее время?

Т о л с т ы й  Ч ж а о. Чего не заметил?

Х у д о й  Ч ж а о. Ну, ты даешь! Не исключено, что нам предстоит с тобой выпить свадебного винца.

Т о л с т ы й  Ч ж а о. Что, твой младший сын женится?

Х у д о й  Ч ж а о. Э-эх! Вот уж пальцем в небо… А вот что ты скажешь о садовнике Ду?

Т о л с т ы й  Ч ж а о.