весьма интересных раскопок. Конечно, в восприятии абсолютно нового для меня материала Дагестана бронзового века основную роль сыграли комментарии Евгения Игнатьевича, выходившие далеко за рамки определенных археологических периодов в археологии вообще и Дагестана географически, но оставаясь посвященными Кавказу, его прошлому, научному и историческому наследию, культуре, величественным и трагическим периодам его многострадальной истории. Я очень рад, что несколько позже мне довелось и самому провести два сезона полевых исследований на Северном Кавказе в тесном контакте с этим замечательным человеком и моими друзьями-кавказоведами, прежде всего, с Рауфом Магомедовичем Мунчаевым, рабочие контакты, а далее и совместные исследования с которым, превратились в подлинную традицию, охватившую и ставшие совместными проблемы, и самые различные территории. Десятки лет вели совместные раскопки сложнейших памятников, но это позже; тогда же, Рауф Магомедович решительно способствовал моей адаптации в проблематике и методике кавказских исследований. Более того, оба моих «кавказских сезона» я продолжал раскопки памятников, ранее открытых Р.М. Мунчаевым.

Первым объектом явилась здесь гигантская курганная группа, примыкающая к высокому краю надпойменной террасы Терека. Курганы покрывают здесь участок длиной 2300 м одним или двумя рядами, тянутся с запада на восток, замыкаясь особенно крупными насыпями. Только на указанном участке у станицы Мекенской было зафиксировано 44 кургана, но распространены они и за пределами группы, особенно в уходящих к северу степных просторах.

Средняя высота насыпей — 2 м, но немало и подлинных великанов, достигавших 6 м и даже 9 м. Характер двенадцати погребений, вскрытых Е.И. Крупновым и Р.М. Мунчаевым в первом сезоне раскопок в 1956 году, позволил предполагать наличие здесь наряду со специфическими северокавказскими элементами, начиная с майкопской культуры раннего бронзового века, также и культурных признаков, присущих степным культурам — ямной и срубной. Уже тогда появились основания говорить об индикаторах контактной зоны в притерских степях.

Мекенские курганы образуют ряд групп. Раскопки оба сезона — 1956 года и 1959 года велись в восточной группе. Они располагались в один или два ряда и на востоке замыкались большим курганом, в высоту превышавшим 6 м.

Владимир Иванович Марковин

Ольга Николаевна Аксенова (Евтюхова)

В 1956 году Е.И. Крупновым и Р.М. Мунчаевым были вскрыты три кургана и исследованы 12 погребений, относящихся, в основном, к раннему и среднему бронзовому веку Северного Кавказа. Но уже тогда оба исследователя подчеркивали, что наряду с ними, и в насыпях, и во впускных погребениях были найдены свидетельства проникновения в кавказскую среду элементов степных культур (прежде всего, катакомбной, предположительно также древнеямной и срубной). При этом подчеркивалась важность нахождения кавказских и степных культурных элементов под едиными курганными насыпями. И все же наиболее важные и ранние свидетельства сосуществования и степных и кавказских элементов здесь сочетаются еще со словом «предположительно» в силу и характера находок, и условий их расположения. В устранении подобных сомнений основная роль перешла вновь к раскопкам у ст. Мекенской, порученным в 1959 году Е.И. Крупновым мне.

В западной части той же курганной группы были вскрыты еще три крупных кургана, высота которых приближалась к 4 м, а диаметр превышал 40 м. В курганах оказалось 34 погребения. В раскопках участвовали Л.А. Соловьева, М.П. Севастьянов, М. Усманов, С. Ибрагимов из Грозного, а из Москвы — моя многократная и дорогая спутница — и в Поволжье, и здесь, на Кавказе — Ольга Николаевна Аксенова (тогда Евтюхова) из семьи незабвенных С.В. Киселева и Л.А. Евтюховой. Для меня они никогда не уйдут, и Оля символизирует продолжение этой связи, проходящей через всю мою жизнь.

Мекенская была терской казачьей станицей, а жители ее крепкими и гостеприимными хозяевами. Такова была наша хозяйка, казачка-вдова. Очень внимательна была она и ко мне, особенно когда узнала, что я сын офицера — кавалериста Первой мировой войны. Сразу же познакомила меня со своей родней из соседней станицы Наурской — резиденции районной власти — и мы сразу же получили там скрепер, что решительно облегчило нам вскрытие очень крупных курганов. Надо сказать еще об одном памятном моменте. Утром, минута в минуту, пригонял он скрепер и, вздыхая, смотрел на меня (предварительно узнав, что на фронте я был танкистом). Что же, пришлось осваивать новую профессию.

Оказалось это сравнительно просто. Весь научный состав шел непосредственно за скрепером и при первых же признаках могильной ямы оповещал меня, поэтому ни одно погребение не было нарушено. И стратиграфические позиции каждого определялись с предельной четкостью. Намечались даже горизонты хронологически близких погребений, порядок которых был близок во всех трех исследованных курганах. Это позволяло полагать, что курганы единой территориальной группы функционировали примерно в единый период при определенном разбросе хронологически близких типов. Такие периоды могут быть условно названы горизонтами. И во всех трех курганах нижний горизонт содержит майкопские погребения, в том числе основные с характерной деревянной конструкцией, «классической» майкопской керамикой и богатым прочим инвентарем, включая золотые кольцевидные подвески.

Раскопки 1959 года у станицы Мекенской явились прямым продолжением исследований 1956 года. При этом производились они в пределах той же курганной группы. Была продолжена и начатая в 1956 году нумерация курганов. Несколько отвлекаясь, должен сказать, что наименование памятника вызвало некоторое недоумение, особенно у иностранных коллег: путали наши скромные Мекены с всемирно прославленными Микенами Г. Шлимана; я получил в связи с этим несколько открыток с вопросами и даже поздравлениями. Здесь пришлось спуститься с небес на грешную землю, но раскопками этими я вполне доволен: пусть «И» сменено на «Е», но поставленная перед нами задача была выполнена. А задача была следующей.

Издавна особое внимание археологов привлекали древнейшие связи Кавказа с Каспийско-Черноморскими степями. Для каждой эпохи смысл этого вопроса был специфичен. Уже для раннего палеолита был поставлен вопрос о древнейшем этапе заселения человеком как самой степной, так и гигантской смежной с ней территории через Кавказ. Здесь можно вспомнить добром такого талантливого исследователя, как Сергей Николаевич Бибиков. Нас связывала с ним многолетняя дружба. И он тотчас же написал мне письмо по этому поводу, подчеркивая необходимость предельного внимания к контактам между обоими регионами в смене последовательных эпох. Сразу же указал мне на значительную информативность в этом аспекте мезолитических материалов, что в дальнейшем было безусловно доказано исследованиями соответствующих памятников Х.А. Амирханова, Р.М. Мунчаева, А.А. Формозова и др. Исчерпывающе доказано активное взаимодействие обоих регионов на грани эпохи