родители? — Первое, что я спросил.

— Пьют, пропали, батька на войну уехал, мамку посадили… — стали отвечать без утайки.

А самый старший на вид отвечать не стал, выдал, щурясь:

— Тебе какое дело, барин? Посмеяться над отрепьем решил?

— А ты не суди по картинке, сопляк, — говорю также нагло. — Я с десяти лет без родных, ни матушки, ни батьки, ни братьев, ни сестёр, четыре детдома сменил. И никогда перед старшаками не пресмыкался. Мелких защищал, а больших, кто лез, ножками от табурета бил и зубами вцеплялся.

Старший, немного поглазев на меня с удивлением, кивнул в ответ. Во взгляде уважение теперь читаю.

Вижу, что двое обступают сзади, пользуясь моим отвлечением.

— А ну–ка в одну шеренгу, чтобы руки видел, — рычу на хитрецов.

— Отбой, свои, — усмехнулся старший и мне кивнул, мол, что хочу.

— Работёнка есть для всех, — излагаю с чем пришёл. — По рублю сейчас каждому и после выполнения ещё по два.

— Слушаем, барин.

Задачи раздал, и мальчишки живенько помчали на площадь.

Я же в трактир зашёл, потому что проголодался, как дикий зверь. А Агнесса интересно кушала с обеда? Что они вообще там едят? Небось, по булке быстро перехватывают в перерывах. Зачем же она выбрала себе такую жизнь?

Может, стала презирать всех тех, кто её предал.

Ради кого она бросалась в бой всю свою жизнь.

И теперь она не хочет иметь с ними ничего общего…

Столик я выбрал из трёх свободных у бортика, поближе к выходу. Заказал блинов с мясным фаршем, простенький салат и чая.

Задорного вида официантка предложила фирменного мороженого. Тогда и подумал, что стоит угостить мальчишек, когда вернутся.

Трапезничаю и ни на кого не смотрю. Хотя чувствую на себя взгляды посетителей. Слишком богато одет для здешнего трактира, где всё за копейки.

За чашкой чая поразмыслил о Медвежьей пещере о том, сколько странных вещей оставил дед и отец.

Вспомнился перевод языка оргалидов отцом.

«Мы идём к цели. Мы отомстим тому, кто украл наши души»

Вряд ли перевод точный. Но сама идея… они нам мстят? Или кому–то конкретному? Да и вообще за что?

Если Фёдор не тот, за кого себя выдаёт, он может быть с этим связан. Ведь так ловко он умеет сердца оргалидов превращать в эрениевые частицы. А ещё он слишком много знает. Мне сразу показалось это странным. Списал поначалу на то, что он общался с дедом и с отцом. Был с ними заодно. А что если нет?

Оргалидов притягивает эрений, они его пьют. Может, император украл его у них? Из их сердец же и получается эрений. И монстры стремятся вернуть «свои души»? И те, что у меха–гвардейцев в кольцах, и те, что у императора в казне.

И те, что выплавил Фёдор из добытых мною сердец.

Столько размышлений, терзающих меня. А всё из–за разговоров с Анной Третьяковой. Тварью предавшей нас или всё же сумасшедшей девкой, которая попросту переигрывает.

Почему вновь сомневаюсь?

А что если я ничем не лучше её?

Мальчишки возвращаются. Сразу трое. Запыхались, у двоих мелких губы разбиты, у третьего проклёвывается синяк под глазом.

Выскакиваю к ним, отвожу подальше от ушей с таверны.

— Что случилось?

— Там банда пушкинских беспризорников всё перекрыла, — ответил старший, ещё не отдышавшись. — Мы их отвлекли, а Цыпа проскочил. Он всё сделает, барин. Но должен предупредить.

— О чём?

— Высокий, крепкий мужчина, золотые короткие лохмы, карие глаза, носит серебристый костюм без шляпы, — описал он меня, шмыгая. — Следить пушкинским сказали за тобой, барин. Авось и не только им. Там ещё тётку какую–то со снежными волосами при тебе ждут, за неё вообще сто рублей обещано.

Твою дивизию. Растираю лицо, пытаясь погасить порывы гнева… Вот собаки, обложили. А мальчишки хорошо сработали. Только бы их товарищ выполнил задание и целым вылез.

— Мороженое будете? — Спрашиваю.

— Ясное дело, барин!

Дождались Цыпу. Самый мелкий, самый юркий примчал, как угорелый. Глаза навыкате, будто от оргалида убегал.

— Ну чего? — Выскочил к нему старший с набитым ртом. Я им ещё пирожных купил, пока ждали.

— Ночуют твои циркачи на третьей огородной улице, где пустырь, — докладывает мелкий. — С девяти утра до двадцати двух вечера выступают на Пушкинской двумя командами по сменам. Хотят у Николаевской башни завтра попробовать. Говорят, там народ иностранный ходит.

— Так, ясно. Куда поедут потом из столицы, выяснил⁈

— Ага. В Красноярск.

— Это точно? — Нависаю над ним.

— Точно, барин. Но это ещё не всё. Зазывала похвалился, что их на императорский бал выбрали выступать, потому что они самые лучшие. Перед батюшкой императором будут на канатах танцевать.

В груди похолодело. Только этого мне не хватало!!

— А когда⁈

— Не знаю, барин, — взвыл мальчишка и, посмотрев на недоеденное пирожное у товарища, слюнку сглотнул.

Дал старшему сто рублей, ни на секунду не пожалев. Он по уму на пацанов разделит.

— Мы своих не сдаём, барин, ты не думай, — выдал старший мальчишка перед тем, как я в карету прыгнул.

Кивнул им в ответ с улыбкой, и экипаж тронулся.

На ночлег в прежнюю гостиницу поехал, чтобы не вызывать подозрений. А там… никаких облав, обысков. Ничего. Враг затаился, будто что–то почуял.

Два следующих дня тянутся долго и бесполезно. Изображаю из себя непринуждённого туриста, гуляющего по самым главным достопримечательностям столицы. Лишь бы только сбить с толку слежку, уведя её подальше от места выступления Агнессы.

Умудряюсь добраться даже до Николаевской башни и взобраться на высоту в 375 метров! На самом верху со смотровой поистине завораживающее зрелище.

Но не такое уж впечатляющее для мехавода.

Одну полезную вещь