Шрифт:
Закладка:
К несчастью, Мария, переняв изящную фигуру матери, в лице сохранила многие черты отца – оно имело такое же простецкое выражение, как у него. Лоб Марии был слишком велик, а нос слишком мал; глаза тоже были маленькими и близко посаженными; некрасивые, тонкие и короткие губы, плоские щеки, срезанный, теряющийся подбородок – создавали не то чтобы отталкивающее, но определенно не привлекательное впечатление.
Возраст королевы не добавлял ей привлекательности: Мария была уже не молода, ей давно перевалило за тридцать. Она была одинока, у нее не было ни мужа, ни любовника, ни друга; ее характер был неровным – приступы глубокой меланхолии сменялись вспышками ярости, королева была то рассудочно холодна, а то кровь бросалась ей в голову.
К тому же, воспитанная в духе католицизма, она была в ужасе от реформ своего отца и не хотела признать отделения английской церкви от Рима. Придя к власти, Мария восстановила отношения с римским папой, а протестантов преследовала.
Королева Мария Тюдор, старшая дочь Генриха VIII.
Художник Г. Эворт.
* * *…Ловчий подал королеве одного из лучших соколов. Мария приняла птицу на руку, защищенную перчаткой, и подняла высоко вверх. Сокол встрепенулся, огляделся вокруг и расправил крылья.
– Вон там заяц, ваше величество, – сказал ловчий.
– Вижу, – ответила Мария.
Птица забила крыльями и поднялась в воздух; вначале она летела тяжело и неуклюже, но чем выше поднималась, тем легче становился ее полет. Несколько мгновений сокол парил в небе, застыв на одном месте и слегка покачиваясь в воздушном потоке, а потом сложил крылья и с быстротой молнии обрушился на свою жертву. Заяц отчаянно заметался, прыгая из стороны в сторону, но сокол точно угадал его движения и ударил, когда он выскочил из лощины. Прижав зайца к земле и не давая ударить себя сильными задними лапами, сокол вонзил в него когти и победно заклекотал.
– Браво! – воскликнула Мария, а ловчий уже бежал, чтобы забрать пойманную дичь.
Охота продолжалась так же удачно, как началась: было добыто еще три зайца и девять уток. Один сокол, из недавно обученных, улетел в березовую рощу, и пришлось его отлавливать, – но это не испортило общего настроения. К концу дня разгорячившиеся и довольные охотники вернулись в свой лагерь, не переставая рассказывать о своих удачах.
В лагере уже был приготовлен обильный обед, а затем должно было состояться театрализованное представление. Этот обычай установился во времена короля Генриха, и хотя Мария отменила многие новшества своего отца, праздничные пиры и развлечения на охоте остались неизменным.
Королева уселась во главе стола. От внимания придворных не ускользнуло, что она вдруг помрачнела и ее лицо приняло угрюмое выражение. О причинах было нетрудно догадаться: придворные расселись за столом парами, но ее величество сидела одна, возле кресла королевы не было второго кресла.
Сэр Стивен, канцлер ее величества, немедленно поднялся со своего места.
– Милые дамы! Почтенные джентльмены! – сказал он, поднимая чашу с вином. – Разрешите мне провозгласить тост за нашу хозяйку и нашу госпожу. Ее величество королева Мария не просто правительница Англии – она первая леди страны. Да не будут на меня в обиде наши очаровательные дамы, но королева – лучшая женщина Британии, а мы видели немало хороших женщин! Я не стану говорить обо всех достоинствах ее величества, это было бы неучтиво и непочтительно, – кто мы такие, чтобы обсуждать монаршую особу, – но я не могу умолчать о необыкновенной способности нашей королевы быть радушной хозяйкой. Без вас, ваше величество, даже солнечный день кажется унылым, скука подкрадывается, как ночной туман, а праздник превращается в тягостные будни. Поверьте, мы здесь не только потому, что нас к этому обязывает этикет, – мы любим свою королеву и счастливы, когда можем участвовать в ее невинных забавах. За ее величество королеву, за первую леди Англии!
– За ее величество! – подхватили придворные, вставая. – За королеву Марию! Боже, храни ее и пошли ей долгие года жизни!
Мария улыбнулась и пригубила вино из своей чаши.
– Ваше величество, – продолжал сэр Стивен, сделав знак виночерпию, чтобы тот снова наполнил кубки, – не сочтите меня горьким пьяницей, но я хочу сразу же предложить второй тост. О, нет, не подумайте, что я примусь славословить ваше правление, – зачем хвалить то, что само хвалит себя? Я хочу выпить за богиню охоты Диану, – и эта богиня вы, ваше величество! Лишь теперь я понимаю, как правы были древние римляне, когда они избрали царицей охоты женщину, а не мужчину. Изящество пленительной красоты придает особое очарование этой потехе. Я видал немало славных охот, но они ничто по сравнению с вашими выездами. Я не понимаю, почему здесь нет живописца, который изобразил бы нашу королеву вот такой, какая она сейчас, в охотничьем платье, исполненную невыразимой прелести, грациозную и одновременно величественную.
– Милорд, вы несколько вышли за рамки приличия, – заметила Мария, слегка покраснев.
– Ничуть, ваше величество, ничуть! – возразил сэр Стивен. – Или, может быть, самую малость. Все присутствующие согласятся со мной. За богиню охоты, за нашу английскую Диану, за королеву Марию!
– Да, так! – закричали придворные. – За английскую Диану, за королеву Марию!
– И третий тост я хочу произнести, – сказал сэр Стивен, – рискуя окончательно уронить себя в ваших глазах… Я хотел бы выпить за женщину, которую Господь наградил удивительным свойством. Есть свечи, которые ярко горят, но быстро гаснут, особенно если на них подует ветер, – но есть свечи, которые на ветру горят еще ярче и не гаснут. Мы знали много блистательных женщин, однако сияние их было недолговечным; но как бы ни свирепствовал злой ветер, ваше сияние от этого становится только ярче, ваше величество!
– Милорд! – воскликнула Мария, едва удерживаясь от слез.