Шрифт:
Закладка:
Я поправился, и, когда уже мог немножко двигаться, меня отправили к Кате в Горячий Ключ, это приблизительно верстах в шестидесяти на юг от Екатеринодара. Там я застал Катю с ее дочкой Ксенией и нашу няню Елену Васильевну Воронову. Прописали мне ванны, потому что там было много минеральных вод, которые вытекали из земли в горячем виде, откуда и название Горячий Ключ. Я довольно быстро поправился и в общем к февралю месяцу 1919 года уже почувствовал настолько в себе сил, что решил опять возвращаться в действующую армию, хотя ноги у меня еще были беспомощны. Я провел там еще некоторое время и продолжал принимать ванны, а когда уже совсем окреп, то вернулся в Екатеринодар и явился в штаб Артиллерийского управления.
Там встретил заведующего этим управлением нашего полубатарейного командира из Константиновского артиллерийского училища уже в чине генерал-майора, Невадовского Николая Дмитриевича{127}. Он потом в очень скором времени погиб в бою. Мы очень радостно с ним встретились, и я попросил его, потому что из-за слабости ног не мог еще ездить верхом, назначить меня на бронепоезд. Это мое желание он удовлетворил, и я был назначен на бронепоезд «Генерал Корнилов», который в это время находился на направлении к городу Харькову. Через несколько дней (движение поездов и вообще движение по дорогам было чрезвычайно затруднено ввиду обилия войск и малого количества свободных поездов и даже свободных подвод, запряженных лошадьми) я покинул Екатеринодар.
Я с удовольствием оставил тыл, так как Екатеринодар на меня произвел отвратительное впечатление: масса офицеров, шляющихся без всякого дела по улицам (которые числятся в каких-то штабах, в каких-то управлениях). Одним словом, впечатление ужасное!
Добрался я через несколько дней до своего бронепоезда, явился к командиру, капитану артиллерии, фамилии я не помню, знаю только, что впоследствии он тоже погиб. Наш бронепоезд участвовал во взятии города Харькова, и база наша была в самом Харькове, на станции. База — это поездной состав из нескольких вагонов, в которых размещалась вся команда бронепоезда. Я получил назначение командовать площадкой, вооруженной одним трехдюймовым орудием, но не нашего полевого типа, а морской дальнобойной пушкой. Мы стали выезжать из Харькова, главным образом в направлении города Богодухова, который был в это время занят красными. Выезжали мы через день: один день боевой выезд, другой день проводили на базе, могли ходить в город и вообще чувствовать себя в более-менее мирной обстановке.
Эти боевые выезды обходились нам довольно дорого, и почти каждый день привозили один или два трупа из команды нашего бронепоезда. Нужно сказать, что бронепоезд этот был очень далек от своего названия. Брони никакой не было, а были мешки с песком, которые окружали поставленные на товарную площадку вагона орудия. Вот и вся «броня» была! Посередине поезда был пулеметный вагон, который был более-менее защищен какими-то кусками железа. С нами ездил вспомогательный поезд, задача которого была в случае нужды поправлять разрушенный железнодорожный путь. Часто мы выезжали далеко вперед наших пехотных цепей на разведку и там встречались с красными разъездами или с самими красными передовыми цепями, с которыми и вступали в бой…
В Харькове у меня случилось два больших удара. Во-первых, как только мы въехали на станцию города Харькова, я увидел афиши, что в городе дает спектакли Московский Художественный театр. Я, конечно, окрылился надеждой, что Софочка среди этих актеров, которые находятся в Харькове. В один из свободных дней я разыскал одного из актеров Художественного театра Подгорного и, к сожалению, узнал, что Софочка осталась в Москве, так как она теперь уже главным образом играет в 1-й студии Московского Художественного театра, одной из основательниц которой она и является. Вот это было для меня первым ударом. А второй был более трагичным.
На бронепоезде «Генерал Корнилов» служил брат моего друга, Петра Алексеевича Корбутовского{128}, с которым я бежал из Москвы. Он был кадет, звали его Владимиром. Он был номером около трехдюймового орудия. К нам в Харьков приехал его брат Петр Алексеевич, и мы несколько дней провели вместе. В один прекрасный день я должен был выехать на боевую позицию, но вместо этого, проснувшись утром, увидел приколотую к одеялу записку: другой офицер, который командовал тоже трехдюймовой площадкой, самовольно, без моего разрешения заместил меня и поехал вместо меня на боевой выезд, так как ему завтра необходимо быть в Харькове…
Завтра для него никогда не наступило, так как в тот боевой выезд он был убит прямым попаданием артиллерийского снаряда, разорван на куски. Фамилию этого офицера я не помню. Но тем же снарядом был ранен в голову очень тяжело Володя Корбутовский. Его брат, Петр Алексеевич, был ранен в губу. Он, собственно говоря, не должен был ехать, потому что он не состоял в нашем бронепоезде, но он поехал так, «любителем» посмотреть. Приехали вечером, вернулся наш бронепоезд, и мы поместили Володю Корбутовского, который был без сознания, в госпиталь. Ему сделали операцию, но из этого ничего не вышло, и в ту же ночь он умер.
Хочу сказать несколько слов о структуре Добровольческой армии. Собственно говоря, ядро армии состояло из четырех дивизий: Корниловская, Марковская, Алексеевская и Дроздовская. Было два конных полка: 1-й Алексеевский и 2-й Дроздовский. В эти полки входило много эскадронов и даже взводов, которые символизировали собой старую русскую конницу. Вот это было ядро Добровольческой армии, впоследствии получившей название Вооруженных сил Юга России, а потом, при Врангеле уже, Русской Армии.
Было еще несколько соединений, которые часто менялись. Помню главным образом Самурский пехотный полк, который очень долго существовал и воевал вместе с нами. Остальные части были более-менее преходящие. Старых добровольцев, то есть офицеров, которые исполняли солдатские должности, почти не осталось, почти все были выбиты. И эти офицеры уже занимали командные должности.
Наши дивизии получили название «цветные войска», и большевики довольно-таки побаивались нас, когда знали, что против них стоит какой-нибудь «цветной» полк. Цветные погоны носили только старые добровольцы, то есть те, которые участвовали в очищении Кавказа. Все остальные офицеры, которые переходили к нам из Красной армии или просто оставались в тех местах,
