Радио «Свобода» и «Голос Америки» с ликованием отмечали не только внутренние проблемы в СССР, но и раскол в лагере социалистических стран. Протесты против существующего строя прошли в Чехословакии и Румынии. Почти сразу венгры заявили, что не приемлют однопартийную систему, им вторили немцы из ГДР. В Югославии обозначились известные религиозные разногласия. Они и у нас в стране имелись. Мусульмане в Казани стали требовать постройки мечети, Нагорный Карабах опять конфликтовал с Азербайджаном. Там-то и населения осталось несколько тысяч, но и тех активно вытесняли. Пока без резни и применения оружия, но от этого ситуация лучше не выглядела.

Конечно, эти события не сравнить с теми вооруженными выступлениями, которые сотрясали Африку. К примеру, Конго, перестав получать «братскую помощь» от СССР, заявил, что не будет продолжать строительство социализма советского образца. И тут же повыползали местные царьки, желающие управлять страной по собственному разумению. Политическая ситуация в Конго дестабилизировалась, конфликты переросли в вооруженные столкновения.

В Зимбабве объявились какие-то повстанцы и начали бузить на границе с ЮАР. А у тех свои проблемы — новый президент начал предпринимать активные действия по ликвидации системы апартеида, отменяя некоторые законы, но напряжённые отношения между расовыми и этническими группами никуда не делись. Треть Африки воевала или потрясала оружием. Правительство Америки готово было буквально разорваться. Им же везде нужно сунуть свой нос и насадить свои правила. И как тут успеть, когда в СССР обозначилось непонятное национальное движение, Европа ошалела от наплыва иммигрантов, а страны социалистического лагеря стали проявлять неповиновение «Большому брату».

— Ничего не изменить, не исправить? — задавал мне вопросы Илья.

— Скорее всего, — разводил я руками. — Распад СССР неизбежен. Хорошо, если получится это смягчить, но Прибалтика уже, считай, откололась.

— Ввести войска, подавить, — не сдавался Илья.

— Скажут, что мы коммунисты-завоеватели, и через год-два всё вернётся к тому же. Поэтому, как я уже говорил, только идеология, только пропаганда.

— Совсем уж открыто ты ничего пропагандировать не сможешь. Пятое управление и без того в затылок дышит.

Идеологическую пропаганду, как вы поняли, мы собирались проводить через журнал. Практически всё уже было готово к выпуску небольших тиражей. Народ нужно приучить, заманить. Для этого были обещаны денежные призы за ответы на кроссворды. В первых выпусках развлекательные статьи будут носить безобидный характер. Немного карикатур на западных политиков и дальше сплошные развлечения.

Петру Мироновичу я рассказал на словах основную задумку. Решил быть честным до конца, пояснил, что в виде развлекательной литературы будут завуалированно подаваться идеи того, что нам нужно. Выслушал в ответ пространственную речь про роль партии и комсомола. Покивал головой, со всем соглашаясь, и тут же ввернул фразу, что для не особо сознательных граждан как раз подойдёт подобная низкосортная литература.

На самом деле я и сам особо не верил в результаты. С другой стороны, это была идея жены. Она вообще-то заработать хотела. В этом плане журнал должен оправдать надежды.

Плохо, что читательскую аудиторию мы охватывали только в РСФСР. Возможно, и получим разрешение на распространение журнала в союзных республиках, но толку от этого будет мало. Читать его станут именно русские, а не поднимающие голову различные националисты. К сожалению, такие уже появились в той же Чечне. Пусть вместо Дудаева, которого Илья элегантно «опорочил», найдется другой военный деятель, но проблемы всё равно возникнут.

Заведующему идеологическим отделом ЦК КПУ Леониду Кравчуку мы тоже репутацию подпортили. Его уже сместили, вернув на предыдущую должность. Первым президентом Украины он не станет. Я надеялся, что удастся избежать отделения этой союзной республики, как и Белоруссии.

Самое интересное, что я так и не смог вспомнить, кто руководил Белоруссией до того, как пришёл Лукашенко. Ни одной значимой фамилии не припомнил, хотя имел полный расклад и толковые справки от подчинённых Ильи. Из всех, на кого было предоставлено досье, только имя Зенон Позняк показалось знакомым. Но археолог, диссидент, поэт и прозаик вряд ли мог стать значимым политиком. Галочки напротив этой фамилии и ещё Кузнецова я поставил, чтобы Илья имел в виду, на кого дальше копать компромат.

Вообще-то этого добра за годы моей службы в КГБ я насобирал много. Что-то припрятано в тайниках на даче в Валентиновке, что-то на Рублёвке. Доступ к архиву был затруднён, но эти бумаги понадобятся мне не скоро. По крайней мере, пока жив Машеров, суетиться не буду. Я у Петра Мироновича в любимчиках и исполняю роль серого кардинала. Все видят во мне советника и аналитика.

Разве что Ивашутина моя маскировка не обманула. С ним я имел одну беседу на пространные темы. Ивашутин, как и Машеров, был уверен, что за моей спиной находятся некие комитетчики, которые тайно управляют страной. Разубеждать я его не стал, поскольку действительно такие люди были. Пусть не управляли, но тот же Илья делился порой очень интересными документами, которые при умелом использовании могли повлиять на многое, но не на всё.

Мне казалось, что в истории произошли незначительные изменения. Пусть сменился государственные лидер в СССР, но это не могло кардинально сдвинуть исторические процессы в мире. Лишь менялись даты, как это было с Чернобыльской аварией.

По этой причине я не удивился, когда в конце августа начались волнения у немцев. Дату демонтажа Берлинской стены я знал очень хорошо. Это должен быть декабрь и никак не август месяц. Просветил меня в том знаменательном событии один приятель-англичанин. Он как раз с восемьдесят шестого по девяностый служил в Берлине. Если бы я услышал эту историю один раз, то, возможно, и не запомнил бы, но все наши посиделки в пабе заканчивалась очередной историей от Найджела, как он в Берлине лично наблюдал за разбором стены. Произошло то событие в декабре 1989 года. А тут ещё лето не закончилось, но события явно развивались по схожему сценарию.

Для многих людей, далёких от политики, было непонятно, зачем ФРГ упорно держало часть Берлина в качестве своей территории. По сути это малый островок в центре чужого государства, обнесённый пятиметровый стеной и колючей проволокой.

Попасть в Западный Берлин можно было на специальном поезде или автомобильном транспорте по особой магистрали. Особо тщательно охраняли эту границу со стороны ГДР при поддержке советского контингента войск. Проходящая через жилые районы Берлина стена местами имела колючую проволоку под напряжением. Что, впрочем, не мешало перебежчикам проникать на западную сторону столицы. За все годы существования стены не так-то и много их было. И не потому, что желающих не находилось, а по причине опасности. Пограничники могли выстрелить в спину, да и ограждение под напряжением — смертельное препятствие.

Совсем отчаявшиеся и желающие во что бы то ни стало оказаться в ФРГ придумывали неординарные приёмы. Даже на воздушных шарах перелетали. Хотя это были единичные случаи. В основном предпочитали использовать старые канализационные ходы или пробиваться на автомобиле через наименее защищённые участки границы. Пока существовала стена, жители социалистической Германии верили (как и граждане СССР), что жизнь на Западе на порядок лучше.