— Сеньку Машкова с ОРСа ведь знаешь, Роман Денисович… — и, обернувшись к мужикам, стоящим рядом, деланно вопросил. — А кто Семена не знает, правильно говорю, ребята? — в ответ словам мастера стояло согласное молчание.

— Ну и что с того? — Ширяев удивленно развел руками. — Ты, Петрович, мастак загадки задавать, в чем дело, чего пристал?

— Да грохнули парня сегодня ночью! А домишко начисто сожгли, одни уголья остались. Вот вурдалаки! — и уже сбавив тон, миролюбиво уточнил. — Че… не в курсах что ли, ебена мать… Семена не только убили, а зенки повыкалывали, язык с корнем вырвали. Вот такие, брат, дела теперь в поселке творятся. Один ужас!

Тут Ширяева обступили мастера и инженеры, и каждый на свой лад взялся излагать неосведомленному человеку собственные догадки изуверства, свершенного над снабженцем Машковым.

Роману Денисовичу только осталось поворачиваться к новому рассказчику и внимать ахинеи, вызревшей в неискушенных умах обычных людей, пораженных такой невиданной жестокостью.

Наконец, вдосталь просветившись, собрав вместе преподнесенные факты, инженер уже и сам стал выстраивать соображения и даже обосновал версию, имевшего место преступления.

— Ну, ребята, не думал, что узнаю такие страсти-мордасти, оторопь — берет страшный сон… — и не к месту добавив избитое присловье: «Тут дело пахнет керосином…» — продолжил задумчиво, собираясь с мыслями, — хотя и так ясно, что пучком соломы дом так запросто не сжечь… Лихая банда орудовала, одному человеку не под силу два дела сразу провернуть… — и прикусил рот.

Кто-то из зевак, наверно также по привычке, бездумно добавил: «Здесь братцы, без бутылки не разобраться…» — и засмеялся плоской шутке. Но не получив одобрения, быстро умолк. Ширяев же, малость, обождав, продолжал размышлять вслух:

— Видно, мужики, Семен в темных снабженческих делишках окончательно на хрен запутался, по горло завяз… Связался с бандюками-архаровцами, вот и не поделили, или недодал, обул кого на два сапога. Дело швах…

— Да нет, Роман, кому Машков на хер нужен… Связываться с ним станут… из дерьма голову подставлять… Разве непонятно, что убийц найдут, никуда не денутся… да и шлепнут по военному времени. Думаю, братцы, тут сложней и страшней, — поделился мнением главный механик, мужик по-крестьянски рассудительный и осторожный. — Парень влез не в чужие дела.

— А уж какие такие — «не свои дела»? — разом вопросил нестройный хор голосов.

— Эх, ребятушки, вот у меня в гражданскую, — и механик загнул затейливую байку о штабном писаре, который откопал слишком секретные бумаги, и захотел воспользоваться тайной информацией в корыстных целях, только через день нашли мужика с отрезанной головой.

— Да, ладно товарищи, — раздался возглас якобы разумного человека. — Откуда там, у Сеньки убойные материалы, — одни сраные накладные, да мятые квитанции. Из-за девок Машкова порешили, — и уже уперто завершил. — Гад буду, на потаскухе сдуру погорел… Нарвался на психа рогатого, не век охламону чужих баб дрючить…

— Ну, хватит чушь молоть! Ты, Федот, похоже, как потерпевший на Семена наезжаешь… — влез еще один делопут.

Слушатели разом заржали, уловив нехитрый намек. Разумник Федот тут же окрысился и злобно послал окружающих на три буквы. Мужики еще громче загрохотали над подозрительным «рогоносцем». Деляга же продолжил и изложил людям уж не такую и глупость.

— Из-за баб подлючих или девок дешевок — принято по мордасам бить, а не языки резать или глаза колоть, да и домов не жгут, — прозвучало разумно. — А вот читал, ребятушки, о сектантах, у них тайные обряды на кладбищах совершают. Подлые иноверцы там по черным книгам жуткие зверства вершат. В клубе, в библиотеке спросите французского писателя, забыл фамилию, — но тот подробно описывает блядские радения. Эти мерзавцы даже младенцев режут, а сами наголяк, в черные балахоны одетые… А потом, перемажутся невинной кровью и вступают в свальных грех, без разбору, друг с дружкой. — Раздались возгласы неверия, а механик даже закрутил пальцем у виска. — Да не вру, гад буду! — упорствовал рассказчик. — Сам читал… Хочешь на спор, на бутылку белой… ну, что кишка тонка? Тоже мне — «мяханик», грамотей… — и уже спокойно закончил. — Вот такие отъявленные злодеи запросто могут человека укокошить. Как пить дать, в жертву принесут, сатанинскую — то есть жертву, со ихими уродскими прибамбасами.

Воцарилось тягостное молчание. Мужики зачесали затылки. Нашелся еще один выдумщик из пожилых и вспомнил, как в старое время, еще до революции, в пригородном селе жандармы арестовали трясунов-иеговистов, а может, и хлыстов холощенных… Со слов рассказчика эти ироды скупали по округе топоры и топорища, готовя рубящий инвентарь для предстоящего вскорости ссудного дня, собирались убивать православных людей. Якобы, потом нехристей гамузом выслали, куда Макар телят не гонял, и с той поры в округе стало тихо и спокойно.

Разговоры на трепетную тему продолжились, но уже не столь взбалмошно и ретиво. Конечно, люди жалели непутевого снабженца Семена Машкова, в потемках души уповая молитвенно: «Не приведи Господи к подобной участи!»

Тут, наконец, появился главный инженер Михаил Васильевич, молодой еще парень лет тридцати пяти. Увидев подобие сбившейся галочьей стаи, тот гаркнул на сборище луженым горлом, призвал дискутирующий народ к дисциплине и порядку. Но так запросто возмущенных людей не остановить, раздался даже некий ропот. И тогда нашелся смельчак и озвучил настрой общества, по поводу страшного случая. Главный инженер — человек знающий, чего другим смертным ведать не позволено, пояснил, что через час приедет энкавэдэшное начальство и органы разберутся как положено.

При упоминании «органов» люди притихли, даже прижухались, и больше имя Семена Машкова вслух не упоминалось.

Планерка прошла комом, а впрочем, каждый и так знал, чем предстоит сегодня заниматься. А с возникшими проблемами в такой день лучше не лезть, а то попадешь под горячую руку начальства.

— Михаил Васильевич, — Ширяев обратился к главному инженеру, — разрешите, домой сбегаю… одна нога там — другая здесь. — На уместный вопрос «зачем», живо ответил, — да авторучку забыл, без нее как без рук… быстренько смотаюсь, Михаил Петрович.

— Ну, иди Денисович, только пошустрей оборачивайся, — махнул рукой главный.

* * *

Только не к родному дому на людной улице Свердлова поспешил Роман Денисович. Инженер направил стопы в тенистый переулок, уютно прикорнувший в стороне от наезженных дорог. Открыв расшатанную калитку, на покосившемся щербатом заборчике, Ширяев прошмыгнул внутрь двора, заросшего бурьяном и чертополохом. На вросшем в землю, кособоком крылечке старинной, сроду не крашеной, хибары курил козью ножку здоровенный мужик в грубых кирзовых сапогах и потерявшем цвет грязно-сером пиджаке.

— Привет Лошак! — сказал, как скомандовал Ширяев и огляделся округ. — Покурить вышел, или с ночи не дрыхнешь… Впрочем, понятно, с непривычки… какой уж тут сон… — и сделал презрительно отчужденное