Мне показалось, что я ослышался. Глаза Соверетта бок о бок со мной стали размером с чайные блюдца.

— Что? — выдохнул я.

— А ты думал, он кто? Мелкий карточный фокусник?

— Глава, но как?.. В смысле, а Малаак?

— Вот именно. Во время войны Малаак предал Разиена. Пошёл на сговор с Аларис, чтобы избавиться от него. И сделал это в самый разгар важнейшего сражения за Ластхельм. Из-за Малаака война свелась к патовой ситуации и был подписан мирный договор.

— Ради чего?

— Могущество, Гвинден, — усмехнулась Чезедра. — Личная сила. Глава пантеона — фигура далеко не номинальная. Он является сердцем. Ядром, на которое замыкаются многие потоки веры.

— А вера миллионов усиливает бога… — в голове всплыл мой второй разговор с Эстрикс.

— Верно, — слегка удивлённо кивнула жрица. — Кроме того, он непосредственно влияет на всех своих верующих. А через верующих — на целые страны. Его идеалы становятся их идеалами.

— Что-то такое говорил мне Шардакс, — припомнил я.

Старушка изогнула бровь.

— Именно поэтому Разиен сидел, как кость в горле, для Аларис, — поджала губы собеседница.

— Не сошлись идеалами?

— Можно сказать и так, — тихо рассмеялась она.

— Почему я никогда об этом не слышал? — выпалил Соверетт.

— Потому что Аларис и Малаак сплели свои силы всего один единственный раз. Чтобы стереть из памяти нашего мира любое упоминание о Разиене. Малаак ещё не вошёл тогда в силу, а вера в Разиена была крепка. Некоторым самым набожным сторонникам удалось сохранить это знание, — лёгкий кивок сопроводил слова жрицы.

Братство Безмолвных.

— Большую часть из них вырезали посланники Малаака. Некоторых оградили другие боги, — она прижала ладонь к груди. — Информация — это сила.

Я ощутил, как голова начинает пульсировать от обилия новых сведений.

— Почему Аларис не убила Малаака? Он же не сразу занял место в сердцах тех, кто раньше почитал Разиена? И, к слову, почему остальной Тёмный Пантеон не пошёл на него войной?

— Аларис была ослаблена. Как воздух, ей было нужно перемирие. А Малаак был вторым по силе среди остальных богов Тёмного Пантеона. Один на один никто кроме Разиена не смог бы его сразить. Да и наш пантеон никогда не мог похвастаться единодушием. Каждый играл свою партию. Каждый тянул одеяло на себя. Аанке всегда враждовала с Имдисом. Всемогущая Эстрикс не выносила Ксевенарра.

— А с Разиеном, выходит, она ладила? — уточнил я.

Чезедра задумалась и потёрла подбородок.

— Ладила… — не совсем верное слово. Скорее уважала, как сильного соперника. Разиен обладал феноменальным даром красноречия. Он мог заставить почти любого действовать на благо себе. К концу разговора даже самый враждебно настроенный Разумный начинал видеть ситуацию с его точки зрения.

— Последний, кажется, вопрос. Почему Разиена не убили?

— Не смогли, — буднично ответила эльфийка. — Этой силой обладал лишь Демиург. Всё, что им оставалось — это ослабить Разиена. Отсоединить от потоков веры и заточить в темницу.

Многовато информации для одного раза.

Я потёр переносицу и вздохнул.

— Возвращаясь к началу беседы, чем так страшна помощь Разиена?

— Тем, что он будет мстить. Не считаясь с последствиями. С жертвами. Не говоря уж о том, что длительное заключение могло не лучшим образом сказаться на состоянии его рассудка.

— Адекватности?

Жрица кивнула.

— Уф, матушка, умеешь ты ошарашить, — забросив руки за голову, протянул Соверетт.

— Спасибо за информацию, — искренне поблагодарил я. — Теперь мне многое стало понятно. Однако я всё ещё не вижу другого выхода. Эстрикс выступила в поддержку Разиена. Это не подлежит сомнению. Она хотела, чтобы я освободил его, а теперь явно желает, чтобы я вернул ему силу.

— Да, — невесело качнула головой Матриарх. — И потому я повинуюсь желаниям Прекраснейшей. Просто помни, что паука от птицы может защитить змея, но пауку она не союзник.

Если б мне давали по аэсситу за каждую тёмноэльфийскую мудрость…

Распрощавшись, я отправился к следующей цели.

* * *

Прежде чем я добрался до высокого здания, в котором зияло несколько проломов, успел насмотреться на последствия божественного гнева.

Аскеш выглядел, как город после бомбёжки. Многие домики были разрушены до основания. Многие имели страшные следы разрушений — выбитые окна, бреши в стенах, сломанные крыши. Перепаханные улочки и мостовые. В нескольких местах бушевали пожары.

Столица потребует основательного и дорогого ремонта.

Страшнее всего лично для меня оказались обильные жертвы. Мертвецы встречались часто. Раздавленные и покалеченные тела. Раскалённые камни превращали незадачливого прохожего в мягкий паштет на брусчатке. Хуже всего, что подле покойников прямо на земле голосили друзья или родственники. Ошарашенные и убитые горем.

Старики, дети, женщины. Слепая ненависть Малаака не пощадила никого. Я чувствовал, как когтистые перчатки сжимались до боли, заполняя душу кипящим бешенством.

Попадались и убитые игроки. Они выделялись за счёт разнородных доспехов. Некоторые из них передвигались парами или небольшими группам, поэтому товарищи покойных в прострации смотрели на тела друзей. Просто не знали, что делать.

Время было ещё раннее, поэтому большинство горожан находилось по домам в момент атаки. Хочется верить, что это снизило число пострадавших.

Несколько раз с помощью Левитации мне пришлось преодолевать заторы из местных жителей либо огромных каменюк, перегородивших улицы.

Наконец, я приблизился к своей цели. На продолжительный стук мне открыл молодой дроу в ливрее. Внимательно изучил меня и осведомился хорошо поставленным голосом:

— Вам назначена встреча с госпожой?

Приподняв маску, посветил ему моськой и криво улыбнулся.

— Нет, но она примет меня в силу прошлых заслуг.

Мажордом удержал бесстрастное выражение лица и слегка склонил голову.

— Прошу, ожидайте.

Дверь вновь закрылась.

Слуга вернулся быстро. И десяти минут не прошло.

— Прошу следовать за мной.

Знакомым путём меня повели в тронный зал. Тот никак не изменился. Та же четвёрка гвардейцев, правда, новых, в силу преждевременной смерти прошлых. Та же красавица на престоле в изумрудном платье.

С момента прошлой нашей встречи Тальврае Ба’Энтар неуловимо изменилась. Не физически, но ментально. Её окружала жёсткая аура. Смерти сына и сестры закалили её характер, но также ожесточили. Заставили нарастить крепкую броню.