Шрифт:
Закладка:
– Как бы вы описали вашу тетю? Какой она была?
Я ненадолго задумалась.
– Она была какой-то… напряженной. Озабоченной. Лучшего слова я просто не могу подобрать. Думаю, она просто сильно нервничала, но это как раз неудивительно, правда? У тети никогда не было ни мужа, ни детей, к тому же она занимала в Лондоне довольно высокий административный пост – и тут ей на голову свалилась я. В таких обстоятельствах, пожалуй, занервничаешь.
Карандаш Клер так и летал по страницам блокнота, аккуратно подстриженные волосы покачивались возле щек. Я смотрела на них, и мне вдруг пришло в голову, что я вполне точно описала Клер свою собственную ситуацию – если не считать сведений о высоком административном посте. Я была не замужем. Не имела почти никакого опыта общения с детьми. Меня терзали постоянная нервозность и страх перед надвигающейся одинокой старостью. Отлично, Бет, так держать!
– Как, по-вашему, ваша тетя справлялась с новыми обстоятельствами?
– Она делала все, что могла. Тетя Тильда вообще была такой – методичной, предусмотрительной, внимательной к мелочам. Только сейчас я начинаю понимать, что ей, вероятно, пришлось многим пожертвовать ради меня. Она почти совсем отказалась от общения с друзьями, перестала ездить в отпуск за рубеж и так далее… Еще тетя Тильда очень интересовалась археологией, это было увлечение всей ее жизни, но она не могла возить с собой на раскопки девятилетнего ребенка. Только когда я стала старше, мы с ней несколько раз ездили в Шотландию, но…
На мгновение мне вспомнилась та давняя поездка на раскопки. Мне тогда было, кажется, лет двенадцать. Никакого интереса к кельтским курганам я не испытывала – только бесконечную скуку. Раздраженная, насупленная, я расхаживала в Док Мартенсах по кучам мокрой земли, мысленно проклиная бесконечный дождь, археологов, кельтов и тетку. Наша поездка длилась почти неделю, и я буквально вся извелась от безделья. Не знаю, решилась бы тетя Тильда повторить свой эксперимент, если бы прожила подольше, но, как оказалось, эта поездка на раскопки стала нашим последним совместным путешествием. На следующий год тетя неожиданно умерла, и я переехала жить к Ричарду и Сильвии.
– Еще тетя Тильда продала свой дом в Хэмпстеде, чтобы я могла вернуться в прежнюю школу в Энфилде. Там жила моя лучшая подруга, к тому же, когда тетя была занята по работе, ее родители брались за мной присматривать.
«Тетя продала свой дом в Хэмпстеде, чтобы я могла вернуться в мою прежнюю школу». Это только звучало просто, словно тетя Тильда сразу же вызвала риелторов и выставила дом на продажу. На самом деле все было сложнее. Гораздо сложнее. Поначалу тетя пыталась поселить меня в своем хэмпстедском доме, лишив меня знакомой обстановки и разлучив с людьми, которых я искренне любила. Она переоборудовала и украсила предназначенную для меня спальню так, чтобы мне там понравилось, и записала в местную начальную школу.
Спальню я возненавидела с первого же дня – возненавидела именно потому, что там было буквально все, о чем я мечтала. Мне казалось – я променяла родителей на всю эту красоту. Быть может, думалось мне, если я все это уничтожу, испорчу и переломаю, тогда они вернутся… Нет, вряд ли я действительно в это верила – в конце концов, я была на похоронах и видела два гроба, стоявшие бок о бок перед алтарем, видела Сильвию, тетю Тильду, папиных и маминых друзей, которые оплакивали трагическую смерть моих родителей. Меня тогда охватило странное оцепенение. Я была как замороженная и ничего не чувствовала. Я даже не плакала. Только при виде роскошной спальни я едва не разрыдалась.
В то первое утро тетя Тильда взяла на работе полдня, чтобы отвести меня в новую школу. В школе мне предстояло посещать «Клуб школьных завтраков»[17], а после занятий – группу продленного дня, где я должна была дожидаться, пока тетя вернется с работы, но в тот первый день тетя специально осталась дома, чтобы подготовить для меня школьную форму. Кроме того, она попыталась привести в порядок мои волосы. Несмотря на то что мне уже было девять, волосы мне всегда расчесывала мама, поскольку они были очень длинными и густыми. И рыжевато-каштановыми, как у папы. «Трудные волосы», говорила мама, однако она все же довольно ловко справлялась с ними. У тети подобного опыта не было. По-моему, она вообще понятия не имела, что с ними нужно делать (сама тетя стриглась очень коротко). Неумело орудуя щеткой, она едва не вырвала мне половину волос, после чего, отчаявшись, предоставила мне самой «выбрать себе прическу», как она выразилась. Недолго думая, я скрепила волосы на затылке резинкой, пытаясь сделать себе что-то вроде хвостика, но получилось у меня не очень.
В школу я шла крайне неохотно, что называется – нога за ногу. Во-первых, мне вовсе не хотелось идти ни в какую новую школу, а во‑вторых, по дороге я все время вспоминала, как ловкие мамины пальцы порхали над моей головой, расчесывая мои непокорные волосы и заплетая их в аккуратную французскую косу.
Кроме того, мама всегда целовала меня у входа на школьную игровую площадку, после чего я с легким сердцем присоединялась к своим друзьям.
Но откуда тете Тильде было знать об этой нашей традиции? Она вообще целовала меня крайне редко и неловко. Пока мои родители были живы, тетя навещала нас не часто, поэтому было естественно, что она целовала меня при встрече и на прощание, когда уезжала. Теперь же я жила с ней. Казалось, это обстоятельство должно давать больше поводов и возможностей для поцелуев, но не тут-то было. Думаю, впрочем, мы обе понимали, что если тетя поцелует меня на ночь или, как сейчас, провожая на занятия, то это будет выглядеть так, словно она пытается заменить мне маму. В общем, когда мы подошли к школьным воротам, тетя Тильда ограничилась тем, что похлопала меня по плечу и наградила фальшивой лучезарной улыбкой, которая, однако, не смогла замаскировать стоявшую у нее в глазах тревогу.
«Удачного тебе дня, Бет. Смотри, веди себя хорошо. Я заеду за тобой в три».
Но тете пришлось забрать меня намного раньше, потому что на большой перемене одна из одноклассниц обозвала