Она ухмыльнулась и, покачиваясь из стороны в сторону, словно переполненная рыбой баржа, поплыла обратно.

«Мерзкий, отвратительный, подлый, гадкий, ничтожный!» – старалась я придумать как можно больше эпитетов, характеризующих моего благоверного, волоча тяжелые сумки с едой по заросшему бурьяном двору, но не успела придумать ничего более, потому что мне навстречу выскочила возбуждённая пани Рената. На меня пахнуло запахом немытого тела.

– Пани Вероника видела пани Мирку? – выплеснула онапорцию любопытства вместе с вонью старого перегара.

– Ну, она только что шла с работы, а по пути забежала вмагазин на Эмили Платер и отоварилась продуктами. Работу нашла Мирка! – пояснила я сгорающей от любопытства пани Ренате. – Теперь хоть не будет сидеть голодом!

– Ну, какая работа! Мирка никогда в жизни не работала ине будет работать! Для неё рабочее место – Пигаляк! – сообщила мне шёпотом пани соседка, а я только часто заморгала от удивления, мои руки устало опустились, поставив тяжёлые сетки на землю.

– Когда-то давно она «работала» в паре с сутенёром, в ос-новном, в ресторанах при дорогих отелях, а чтобы милиция не цеплялась, они взяли шлюб, так было надёжнее, – мы сели на лавку под ореховым деревом, и пани Рената продолжала, изо всех сил стараясь выпалить за один присест всё, что знала о бурной молодости своей собутыльницы. – В прошлом году её фиктивный муж умер, но последние несколько лет он где-то работал и вышел на пенсию с приличным пособием. Мирка же никакого содержания по старости так и не заработала. Когда бедный старик преставился, а он был значительно старше Мирки, к ней пришли люди из опеки социальной и предложили похоронить «небощика»*. Взамен на эту услугу от жены, которая только числилась в жёнах, они обещали пенсию новопреставленного, но Мирка запила и забыла об умершем муже, а шансы получить его пенсию утратила безвозвратно.

– Какая легкомысленность! – подумала я вслух.

– Так, так, так, – закивала пани Рената. – Пани случайноне заметила, купила Мирка что-нибудь согревающее? – озабоченно спросила она.

– Я не заглядывала в её сумки.

И пани Рената, вся ссутулившись и скочевряжившись, помчалась в дом напротив.

«Сутенёр, альфонс, Альфонсо де Пиччо!» – продолжала я придумывать прозвища своему муженьку-бездельнику... – «Стоп! Альфонсо де Пиччо, Эльча, казино!»

В водовороте событий я забыла об Эльче. Забыла о данном ей слове встретиться ровно через год, того же месяца и числа и в том же самом месте! Это произошло в мае, теперь почти конец лета. Как я могла?.. Сколько же лет прошло?..

Глава 29

Я не учла одного обстоятельства, строго-настрого предупреждая торговку «левой» водкой, пани Хенрику, что в этом районе Варшавы нет недостатка в подобных подпольных ночных «малинах», где дают на «крэхи», и продажа спирт-

* Покойника (Польск.).

ного является главным источником дохода. В этом я убедилась, когда Мирек уже вечером того же дня возник с бутылкой «бальзама» на пороге, собираясь врачевать раны, которые я посмела разбередить, пользуясь правами жены.

Признаюсь, что я не выдержала и сорвалась, и, не скупясь в аргументациях, бушевала минут десять. Ровно настолько меня хватило, чтобы сделать мужу внушение – я терпеть не могу и не умею устраивать сцены, но изо всех сил старалась быть убедительной. Видимо, это и послужило ответом на мои старания. О шитье нужно было забыть на несколько дней.

Тихая надежда, что очередная алкоголетерапия пройдёт в спокойной обстановке, окончательно рухнула. Я являлась, как всегда, пассивным слушателем длинного бессвязного монолога, из контекста которого, поскольку уши мои были открыты, удавалось кое-что выхватить. Глаза сами в тревоге натыкались на часы, стрелки неумолимо медленно перемещались по циферблату, а затем складывались в несколько долгих часов тревожного ожидания исчерпания безвестного оратора, который мог бы потягаться в ораторском искусстве даже с самим Фиделем Кастро.

Но это были не просто речи, а пронизанные злостью монологи, полные угроз. Мне стоило огромных усилий не огрызаться и молчать, изображая бесчувственного истукана, хотя все угрозы направлялись, естественно, в мой адрес. Я повторяла про себя, как заклинание: «Только бы выдержать, только бы не сорваться!» Ещё мне помогала исключительно моя природная сдержанность.

Безмерно трудным оказалось остужать в себе вскипающую ярость и пересилить нестерпимо огромное желание ударить неугомонного оратора, например, скалкой или сковородкой по головке, за его твёрдые обещания, что бандиты уже в пути, чтобы изрезать моё хорошенькое личико бритвочкой, или же, что у него собрано достаточно материала и доказательств, что я являюсь продуктом знаменитейшей фабрики по производству и поставки за рубеж шпионов – легендарного КГБ.

Надо сказать, что его убогая фантазия имела границы, и, не придумав ничего новенького, он неизменно возвращался к уже ранее сказанному, что несколько утешало, но в то же время неимоверно раздражало, так как «обшарпанную старую пластинку» нужно было выслушивать с самого начала.

Но кто сказал, что нужно? И я выскакивала во двор в полном отчаянии, но в надежде, что, не видя мой «портрет» какое-то время, он забудется или же свалится где-нибудь посреди комнаты от лошадиной дозы спиртного, как это нередко бывало.

Вот и в тот раз я вылетела, в сердцах хлопнув дверью, успев прихватить с собой старенькое пальтишко, болтающееся на вешалке у входа.

Благоухало лето, но ночи-то до промозглости холодны, а, по предположению, я была обречена на бесконечное отсиживание в кустах. В прошлый раз Мирек закрылся и не впустил меня в дом до самого утра.

Мне померещилось, что он гонится за мной и, подстрекаемая страхом, я выскочила за ворота, но у меня была лазейка слева, и, метнувшись туда, я схоронилась под сенью тёмного куста, за лёгкой ржавой оградой, завернувшись в спасительное старое пальтецо. Я устроилась под развесистым тёмным кустом, где предусмотрительно спрятала кусок старой трухлявой доски, оказавшейся прекрасным изоляционным материалом между мной и невысыхающей почвой, от которой так и тянуло сыростью, потому что район Влохи был когда-то, очень давно, возведён на осушенных болотах.

Дерево своей развесистой листвой надёжно прикрывало меня со всех сторон, и одна из пышных ветвей заслоняла со стороны узкой асфальтированной, прилегающей к палисаду дороги.

Пристроившись на спасительной трухлявой доске и обняв руками ноги, я понемногу приходила в себя, расслаблялась, и меня захватила красота звёздного неба, кусок которого вместе с луной, словно прозрачная краюха сыра, повисшей на невидимой нити, виднелся в щёлочку между листьями.

Пробежала, мяукнув, серая кошка, но я сразу же засомневалась в её окрасе, вспомнив английскую пословицу: «Ночью все кошки