В Польше я приобрела массу ценных житейских качеств, учась у самих же поляков. Раньше мне бы было очень стыдно за все эти махинации и уловки, но не теперь. Часто так бывает, что ученик лучше учителя. Вот и в моём случае, я оказалась нахальнее и изобретательнее самих аборигенов, сплошь и рядом ездивших без билетов.

Моментально сообразив, что покупать талоны за проезд автобусами и трамваями – удовольствие очень дорогое, я их либо совсем не покупала, либо разорялась на недельный талон, и пробив его компостером единственный раз, ездила, предъявляя контролёрам, целый год, сориентировавшись, что последние не в состоянии определить какого числа, месяца или даже года, он был продырявлен впервые. Даже бережное отношение к талону, которым я его оделяла, не позволяло пользоваться им больше года – потрёпанности практически невозможно было избежать, что при предъявлении начинало резко бросаться в глаза этих вездесущих ищеек, и я удручённо отрывала от бюджета следующие шесть злотых. Сочетание дырок на компостере менялось каждый день, в зависимости от даты и месяца, но эти тупицы не имели понятия, что они обозначают. На всякий случай в кармане был всегда приготовлен «довод особисты» – документ, обожаемый этими бесчувственными чурбанами. Персональные данные переписывались ими в штрафные квитанции, которые затем присылались почтой прямо по адресу прописки «зайца», вместе с огромной суммой штрафа, но не всегда, или по истечении долгого времени, когда схваченный безбилетник уже практически забывал об инциденте. Ну и пусть присылают! Можно сказать почтальону, что данная особа здесь уже не проживает, и отказать в росписи, тогда письмо вернётся в отправную точку.

Подошел автобус. На этом отрезке редко появлялись контролёры, поэтому моя бдительность была ослаблена, и я позволила себе чуть-чуть «полетать в облаках», но только самую малость, потому что через три остановки нужно было уже выходить.

В супермаркете я собралась воедино и сосредоточилась на ценах, чтобы не набрать продуктов больше, чем позволял объём моего тощего кошелька, да ещё подумать о том, чтобы осталось на день завтрашний, ведь неизвестно, когда я сошью следующую вещь и получу от Каси деньги за работу. Мирек может снова запить, и тогда ни о каком шитье не будет даже речи.

Я волокла две полные авоськи с продуктами. По моим скромным подсчётам, всей этой снеди должно было хватить только на неделю. А что потом? Мне с трудом удалось вытеснить эту тревожную мысль, но и вспомнить что-нибудь приятное не выходило, да я и не пыталась. Мыслями я перенеслась в будущее и верила в чудо. Вот в таком неопределённом состоянии я добралась от автобусной остановки до своей улицы.

Слева от станции из-за угла прыгающей походкой выпорхнула сияющая Мирка. Её руки также оттягивали сумки с продуктами. Прошло только часа полтора, как мы расстались на этом же перекрёстке, когда она спешила на поезд, боясь опоздать к вечерней смене. От пани Ренаты мне было известно, что Мирка уже давно страдает от безденежья и живёт впроголодь. И тут – на тебе! Работа, которая оплачивается тут же и наличкой!

– Отоварилась в центре! – завизжала Мирка.

И она назвала дорогущий магазин на улице Эмили Платер, что рядом с Пигаляком.

В том, что касается вещей технических, мой ум изворотлив и аналитичен, но когда нужно живёхонько догадаться о подноготной человека, это оказывается для меня беспредельно трудным. Тупой меня нельзя назвать ни в коем случае, просто я никогда не думаю плохо о людях с первого момента знакомства с ними. Первоначальный образ формируется мною, как идеал, но в процессе бега времени вырисовываются реальные очертания особи, редко совпадающие с первоначальными. Без надобности с первого знакомства подключать провидческие способности слишком утомительно, потом, я не могу вторгаться во внутренний мир человека без его на то позволения, но когда всеми фибрами души чувствую опасность, я включаюсь, и тогда становится душно от поступающей информации. Но это был не тот случай.

Мирка ещё что-то провизжала и исчезла в неогороженном дворе, а я, поскольку руки мои были заняты, толкнула плечом скрипучую калитку, и, не успев ступить ногой, повернула голову на оклик: из двора напротив надвигалась необъятная фигура пани Хенрики.

– Пани Вероника! – гаркнула она, едва неся свои телесана тонких кривых ногах, подгибающихся от огромного веса верхней части тела.

Мне стало жаль её ног, которые вынуждены были носить бесформенную, заплывшую жиром тушу. Пани Хенрика была моей первой клиенткой. Все платья, которые она теперь носила, были сшиты не кем иным, как мною. Её нестандартность была трагедией. Несколько «квадратов» с рукавами, которые я ей настрочила, равнялись полутора метрам в ширине – талия, как говорится, в три обхвата была толще бёдер.

Я с ужасом отметила, что платье на ней, выполненное мною, буквально трещит по швам. Не было сомнений, что пани Хенрика нагуляла, а вернее, належала, ничего не делая, новый слой жира.

Пока я думала обо всём этом, пани Хенрика наступала, как вепрь, тяжело дыша.

«Господи, неужели снова хочет заказать шитьё или расставить старьё, которое скупая рука не поднимается выбросить», – пронеслась в голове тревожная мысль.

– Пани Вероника! – снова произнесла она сиплым зычнымголосом. – Панин муж должен мне пятьдесят пять злотых!

Я поперхнулась от неожиданности, словно грянул гром средь ясного неба, и слова приветствия застряли в горле, недоумёнео распахнула глаза, всё ещё не веря ушам своим. Но пани Хенрика качнула телесами, а невозмутимость её вида давала понять, что это далеко не шутка.

– Так, я не понимаю, что же... он занял у пани деньги? –промямлила я, едва очухавшись от страшной неожиданности.

– Чего же тут не понять? – удивилась соседка. – На «крэ-хи» взял водочку, проше пани! Месяц прошёл, не отдаёт! – прогремела она.

– На что взял? – не поняла я.

– В кредит взял, проше пани! – пояснила пани Хенрика, итребовательно добавила:

– А у меня как раз ни гроша, не на что хлеба купить! –подкрепила она веским аргументом и уставилась на меня крохотными, заплывшими жиром глазками.

Остатки хорошего настроения мгновенно улетучились. Так вот где брал водку этот подонок! Что за совпадение – в моём кошельке осталось ровно пятьдесят пять злотых!

Я достала пятидесятизлотовую бумажку, которую пани Хенрика тотчас же, глазом не моргнув, поспешно схватила и отправила в свой бюстгальтер, а я высыпала оставшуюся мелочь на широкую ладонь торговки «левой» водкой. Горло спирал ком горечи.

– Прошу не давать Миреку водку! Обещаю, пани, что ябольше