секунда – и я оказалась крепко прижата к широкой груди. В нос тут же ударил тонкий аромат мужского парфюма, смешанный с запахом кофе и полыни. От этой смеси закружилась голова, и вся усталость длинного насыщенного впечатлениями дня снова обрушилась на голову тяжелым пыльным мешком.

Я обхватила Севу руками, спрятала голову у него на груди.

- Я тебя люблю, - сказал Репьевский, стискивая меня в объятиях. – Ты можешь сомневаться в чем угодно. В оборотнях, в моей компетенции стража, в словах и поступках, но в чувствах не сомневайся никогда. Слышишь? Никогда.

А я вдруг поняла, что не сомневаюсь. Конкретно сейчас, когда меня обнимают его руки, – точно. Как-то неожиданно пришло осознание, что если Федор прав и я на самом деле могу оказаться Севе безразличной, то просто умру. Сразу и на том самом месте, где меня настигнет это известие.

Меня осторожно подхватили на руки и куда-то понесли.

- Кухня в другой стороне, - пробормотала ему в шею.

- Бог с ней, - тихо ответил Всеволод. – Давай сначала поговорим.

Он мягко опустил меня на диван, уселся рядом.

- Вот, - на его губах появилась грустная улыбка. – Теперь можешь меня побить.

- Зачем?

- Чтобы выплеснуть раздражение и обиду. Еще можешь отругать или что-нибудь разбить о мою голову. Я виноват и готов понести наказание.

Я покачала головой. Ругаться не хотелось совершенно.

- Дурак ты, Репьевский. Не буду я тебя бить. Рукоприкладство, знаешь ли, не мой метод выяснять отношения. Да и жалко тебя - больно ведь будет. Думаю, тебе просто нужно попросить прощения за свои хитрости и недомолвки. Я – за честность в отношениях. Если ты, конечно, хоть немного ими дорожишь.

Он наклонился и коснулся губами моей ладони.

- Я очень ими дорожу, - его улыбка стала лукавой. – Поэтому извинюсь с большим удовольствием. Причем так, чтобы ты точно меня простила.

Мгновение – и я уже не сидела, а лежала на спине, а Всеволод нависал надо мной сверху.

- Я умею быть убедительным, - мурлыкнул Репьевский.

Когда его настойчивые руки принялись освобождали нас от одежды, стало понятно, что нормально поесть мне сегодня все-таки не суждено.

***

До кухни мы добрались спустя час - уставшие и помирившиеся. Пока я разогревала остывшие макароны и заново заваривала чай, Сева, унюхавший в одной из чашек коньяк, тщательно перемывал посуду.

Подробностями своего похищения и возникшими по этому поводу умозаключениями я поделилась еще в постели, поэтому, когда мы сели за стол, Всеволод начал делиться своими.

- Похоже, Вадим окончательно впал в старческий маразм, - заявил оборотень, глядя, как я уплетаю тушенку. – Пойти против метки… У меня просто нет слов.

- Что такое эта твоя метка?

- Родовой символ, который видят только оборотни. Федя тебе о нем рассказывал, когда я примерил на твою руку брачный браслет моей матери. Помнишь?

- Что-то припоминаю…

- Это очень сильная штука, действующая на уровне, недоступном человеческому восприятию. Она предупреждает, что женщина не свободна и принадлежит к конкретной семье, которая в случае чего встанет на ее защиту. Семья – это очень серьезно, Аня. Если бы мы с тобой были женаты, любому, кто покусился бы на твою жизнь, пришлось туго.

- Медведи порвали бы его в клочья?

Репьевский улыбнулся.

- За них это бы сделала магия рода. Предполагается, что мужчина может постоять за себя сам, поэтому она в первую очередь направлена на защиту женщины и детей. Любой, кто дотронулся бы до тебя с дурным умыслом, получил серьезнейшие ожоги. Но так как мы пока не женаты, метка является своеобразным оповещателем, вроде «не влезай, убьет».

Я усмехнулась. Похоже, Самойлову на такие условности плевать.

- Я бы понял, если б Вадим решил просто тебя припугнуть. И меня за компанию. Но, судя по всему, он действительно намеривался убить. И меня это здорово удивляет.

- Почему?

- Потому что мы воюем только в сфере бизнеса. Кровавые распри ушли в прошлое столетия назад. Оборотни становятся кровожадными только в лесу, когда дают волю своей второй ипостаси. Самойлов же всегда мудрым стратегом и прекрасным дипломатом. Он всегда предпочитал заговорить оппонента до смерти, нежели рвать ему гордо зубами.

Я фыркнула.

- Знаешь, Сева, если говорить честно, мое похищение хоть и прошло гладко, но, по сути, было дурацким. Если хорошо подумать, от альфы я убежала до смешного быстро и легко. Мне кажется, если бы Федя не явился в гостиницу, я без особых проблем вернулась бы на Старую площадь сама. Более того, сейчас я уверена, что когда мы удирали от Вадима и его команды, за нами никто не гнался. Некому было гнаться, понимаешь? Самойлов сидел на чердаке, двое его приятелей лежали в отключке между этажами, а больше там никого не было.

Репьевский почти минуту молча рассматривал мое лицо.

- Весь мир – театр, и все мы в нем актеры, - наконец сказал он.

Я вопросительно подняла бровь.

- Осталось найти режиссера, под чью дудку мы пляшем, - усмехнулся Сева. – У меня сейчас создается впечатление, что кто-то придумал отличный сценарий, и у каждого из нас – у меня, у тебя, у Самойлова, в нем есть определенная роль.

- То есть, ты считаешь, что главный злодей – все-таки не Вадим? Его непоследовательность меня удивляет. Сначала он дарит фото родителей, а потом пытается загрызть…

- Вадим с придурью, я не спорю. Однако не настолько. Винить его во всех грехах очень удобно, но в этот раз балом правит не он. Возможно, его просто убедили напасть на тебя, а значит, тоже обвели вокруг пальца.

- Почему ты так думаешь?

- Потому что наш режиссер и человек, укравший янтарный перстень, наверняка одно и то же лицо. Вадим же кольцо не брал, а значит, он такой же персонаж, как и мы.

- Ты в этом уверен?

- Аня, подумай сама – зачем волку врать своей жертве? Да еще в такой недвусмысленной ситуации. Альфа сказал тебе, что не грабил Сокровища и легенды?

- Да.

- Значит, так и есть. Смысл обманывать человека, который вот-вот умрет?

- А вдруг он сказал это нарочно? Вдруг на самом деле Самойлов задумал какую-нибудь серьезную интригу, о который мы даже не догадываемся?

Сева тихо усмехнулся.

- Милая, не делай ситуацию сложнее, чем она есть на самом деле. Есть такая поговорка: у любой проблемы существует простое решение, если же