ли наследника, посягнет ли он на титул Альфонсо, его castello и земли? Правда ли вся надежда на продолжение их рода теперь на плечах Лукреции, что нужда в наследнике возросла десятикратно? Вместо этого Лукреция выпаливает:

— Вы не замужем?..

Элизабетта молча смотрит на нее темными глазами.

— Простите, спросила, не подумав…

— Не за что прощать, — добродушно отвечает Элизабетта. — Нет, не замужем. Нунция тоже. За нее говорить не стану, но меня ничье предложение пока не соблазнило.

— Предложение-то не соблазнило, — язвит Нунциата. — А вот кое-что другое тебя вполне успешно соблазняет, верно говорю, Элиза?

— Нунция, прошу тебя! — Щеки Элизабетты горят, она впервые теряет самообладание, маску невозмутимого спокойствия.

— Кое-что или кое-кто, — ядовито шепчет ее сестра.

— Сестра любит поддразнивать, — поджав губы, произносит Элизабетта.

— Понимаю, у меня тоже есть сестры. — Лукреция смущенно поправляет себя: — То есть сестра. Раньше их было две, но…

Элизабетта накрывает ее руку своей. С минуту все трое — новобрачная и две ее золовки — сидят молча, образуя треугольник в квадратной комнате.

Потом Элизабетта с природным тактом убирает руку и показывает на окно, за которым темнеет ясное небо Феррары.

— Уже поздно. Мы оставим тебя одну. Нунция, пойдем?

Нунциата, отложив платок, кивает, однако обе сестры остаются на месте. Лукреция ерзает в жестком каркасе платья. Спаниель поднимает вздернутый нос из-под юбок хозяйки и смотрит на Лукрецию выпученными глазами.

— Хочешь поужинать в комнате? — интересуется Элизабетта. — Мы велим слугам принести тебе еду.

— Она сама прекрасно умеет посылать за едой, — отрезает Нунциата. — Уж, наверное, во Флоренции она могла себе это позволить!

Лукреция переводит взгляд с одной сестры на другую. Как правильно ответить на слова Нунциаты? Непонятно, какая кошка пробежала между сестрами, но Нунциата явно одержала серьезную победу над прекрасной Элизабеттой, ведь та расстроилась и покраснела. Лукреция и сама выросла в большой семье, ей ли не знать, что за дверью комнаты Элизабетта с Нунциатой скажут друг другу немало горьких слов — возможно, связанных с затаенными давным-давно обидами.

— Да, — отвечает Лукреция. — Конечно. Прошу, не утруждайтесь.

— Отлично, — нараспев отвечает Элизабетта и собирает пышные юбки, готовясь уйти. Потом вдруг добавляет, не глядя ни на Лукрецию, ни на сестру: — Ты ведь не станешь повторять глупость Нунциаты? Не скажешь Альфонсо?

Лукреция недоуменно молчит.

— Он только… — Элизабетта подбирает слова, — …расстроится. У него и так много забот. Не хочу тревожить его понапрасну. И потом, Нунциата всего лишь дразнилась. Правда же? — обращается она к сестре.

Нунциата треплет собаку за уши и не удостаивает сестру ответом. В воздухе опять потрескивает пламя.

— Да ну? — наконец тянет она.

— Конечно, дразнилась.

— Как хочешь.

— Обещаешь, Лукре? — повторяет Элизабетта с напускной веселостью, хотя в ее голосе звенит страх. — Можно ведь называть тебя Лукре?

— Конечно. Сестра меня так и зовет.

— Отлично, мы теперь тоже сестры.

— Да, обещаю, — продолжает Лукреция, — я ничего не скажу Альфонсо. — Она готова все пообещать чудесной женщине, которая обставила для нее комнаты и так отчаянно хочет скрыть какую-то ужасную тайну, что даже притворяется, будто это пустяк.

— Спасибо, — отвечает Элизабетта. — Это мелочь, конечно, ничего серьезного. И все равно спасибо. — Она ласково треплет Лукрецию за щеку. — Какая ты милая, просто куколка. Альфонсо не прогадал, верно говорю, Нунция?

Нунциата уклончиво мычит. Спаниель, заметив голубя на балюстраде, с рычанием рвется с тонкого поводка.

Элизабетта задумчиво касается волос Лукреции, как всегда перевязанных лентой и спрятанных под scuffia.

— Во Флоренции такая мода?

— Я… — Лукреция ощупывает крошечные жемчужины в сетке. — Это… прическа моей мамы. А маму, полагаю, научила ее мама. Мы, дочери, всегда…

— Твоя мать испанка, да? — перебивает Нунциата.

— Она родилась в Испании, но выросла в Неаполе, ее отец там…

— И ты говоришь по-испански?

— Да.

— А еще на каком языке?

— По-французски, немного по-немецки. Умею писать по-латыни и по-гречески.

— Понятно. Маленькая умница, я смотрю.

Лукреция решает не отвечать грубостью на грубость: порой это помогало, когда Мария с Изабеллой ее поддевали.

— Мой отец считал, что дочерям образование нужно в той же мере…

— Ты взяла с собой придворных дам?

Лукреция качает головой.

— Я посчитала, что…

— Ни единой придворной? — Нунциата сверлит ее взглядом.

— Только камеристку. Я очень ее ценю. Она там. — Лукреция показывает на спальню.

Нунциата, наклонившись, заглядывает в приоткрытую дверь, за которой Эмилия разбирает сундуки и встряхивает платья. Похоже, сестра Альфонсо не в восторге от увиденного.

— Я пришлю тебе даму. Компаньонку под стать герцогине. Она будет тебе служить, познакомит с модой при дворе и поработает над твоим внешним видом.

Лукреция взвинчена до крайности и не знает, что ответить. Не слишком-то приятно пускать в комнату незнакомую придворную даму, да еще от вредной Нунциаты. Ей ни к чему лазутчица. И что плохого в ее наряде и прическе? Бросить бы Нунциате в лицо, что ее мать считают необыкновенной красавицей с большим вкусом, что люди со всей провинции и даже за ее пределами приезжают поглядеть на Элеонору, перенять фасон ее платья и манеры.

Наверное, Элизабетта почувствовала недовольство Лукреции, потому что вдруг попросила:

— Расскажи нам об Альфонсо.

— О чем именно?

— Наверное, он хорошо отдохнул с тобой в деревне. Приятно на него посмотреть, да, Нунция?

Нунциата не отвечает, занятая игрой с комнатной собачкой.

— Он… — Элизабетта мешкает, — заботится о тебе?

— Да, — кивает Лукреция.

— И… не обижает? Хорошо к тебе относится?

— Да.

Элизабетта задерживает на ней взгляд, потом говорит:

— Рада слышать.

Она помогает Нунциате подняться.

— Мы тебя оставляем. Если что-то нужно, пожалуйста, сообщи. Мои покои через стену с парадной залой, где мы познакомились. А Нунциата живет в соседних. — Она идет к двери под руку с сестрой и добавляет: — Комната Альфонсо прямо под твоей. Между вашими покоями есть лестница. Уверена, он скоро к тебе придет.

Той ночью он не приходит. Лукреция вслушивается: нет ли шагов по лестнице, не открывается ли щеколда без всякого стука. Ничего.

Она готовится ко сну, Эмилия откидывает одеяло, задергивает полог, будто запирает певчую птичку в клетку из ткани. Ни намека на Альфонсо.

Комнату заполняет тьма, холодные лучи звезд пронзают черное полотно неба. Лукреция представляет себя со стороны в этой башенной комнате в самом углу castello. Комната будто висит в воздухе над городом, над зеленым рвом. Если высунуться подальше из окна, то потеряешь равновесие и камнем рухнешь в воду.

Она просит Эмилию лечь не в каморке близ покоев, а на тюфяке у кровати. Служанка послушно укладывается рядом с госпожой.

И все равно сон не идет, не отзывается на призыв Лукреции. Разум, звинченный поездкой и новыми комнатами, захвачен мыслями и впечатлениями, тщательно их пересматривает, приводит