- Ульяна, - его голос, как прострел, как самая горящая и обжигающая пуля ударил в легкие, и я резко подняла голову. Посмотрела испуганными глазами в его покрытые, коркой льда, глаза. Он не поднялся со стула, так и сидел на нем, разглядывая меня в дверном проеме. Нас разделяло приличное расстояние, но мы отчетливо видели и ощущали друг друга.

Должна ли я была подойти к Никите? Сделать очередной шаг первой? Хотел ли он этого? Не знаю. Возможно, те бесконечные секунды, что Ник смотрел на меня, он пытался осознать, насколько правильно поступает, а возможно, ждал, что осознаю, как ошиблась я. Сердце у меня изливалось от обреченности.

- Ключи… - хриплым, едва слышным, и каким-то уж больно неуверенным голосом произнес Новиков. Он никогда так не говорил, это совсем не было похоже на него. – Оставь на полке.

Руки у меня упали безжизненными палками к ногам. Я вдруг потерялась в собственных мыслях. Знала только одно – хочу уйти отсюда. Откуда-то взялась сила, куда-то пропали слезы. Я резко поднялась, накинула куртку, и вытащив из кармана ключ, положила его на тумбу.

Затем схватила сумку, и сделала шаг к дверям. Кажется, сердце остановилось. Я не слышала ударов, я ничего не слышала. В один миг будто оглохла. На автомате дернула ручку, переступила порог квартиры и захлопнула за собой дверь.

Это был конец. Это было его решение. Это был просто секс.

Глава 39 – Никита

Комната.

Слишком тихая, слишком темная.

Фотография в рамке. Как я мог не заметить ее? Как мог случайно задеть?

Закрываю глаза. Делаю глубокий вдох. В квартире стало тихо. В квартире больше нет никаких звуков. Только что хлопнула дверь. Ульяна ушла. Как смешно звучат ее слова, какая странная реакция.

Проклятая фотография. Проклятая рамка. Почему я постоянно наступаю на один и те же грабли.

Делаю опять вдох. Воспоминания врываются яркими красками из детства. Мне десять. Я уже не жду счастья и любви от отца, хотя может, и жду, просто ложь помогает не утонуть в собственном отчаянии. Завтра родительское собрание. Нужно сказать папе, мне хочется, чтобы он обязательно сходил, чтобы посмотрел, как ведут себя другие отцы.

Пробегаю вдоль длинного коридора, оставляя позади голые стены и волшебный дворец, в котором так много дорогих картин, посуды и мебели. Здесь живет роскошь. Здесь не живут люди. А еще ночами по темным углам скитается маленькое приведение в поисках очередной жертвы – меня. Оно обещает назвать свое имя, и каждый раз протягивает руку, но я старательно прячусь под одеялом. И нет, не в страхе дело. Далеко не в нем.

Стучу в дубовую дверь, крепко сжимаю пальцы в кулак, впиваясь ногтями в кожу ладони. Никто не открывает, тогда решаю войти без приглашения. Оглядываю комнату. Большую. Светлую. Полную книжных полок, дорогих шкафов, прикрытых прозрачным стеклом. А в этом кожаном кресле обычно сидит отец. Склоняется над бумагами, разглядывая их на письменном столе.

Прохожу вглубь и не замечаю предметов на этом самом столе. Кручу головой, задаваясь вопросом, почему папа бывает в кабинете чаще, чем у меня в комнате. Хотя кого я обманываю, в мою комнату он никогда не заходит. Даже когда туда заглядывает приведение. Моему родителю нет дела до собственного ребенка, это нормально. В хрустальном замке из розовых грез не существует семьи и любви. Здесь живут два незнакомых человека и одно приведение.

Вздыхаю, стоя возле стола. А потом резко поворачиваюсь и задеваю ее – рамку с фотографией. Она падает. Треск. Осколки. Почему я не заметил проклятую рамку? Сажусь на корточки, разглядывая стеклышки. Маленькие, красивые, острые. Аккуратно оттряхиваю фото, и вглядываясь в лица. Со снимка на меня смотрит молодая пара, отца узнаю сразу, а вот девушка… Ее лучезарная улыбка и голубые глаза я никогда не видел. Светлые кудри лежат на хрупких плечах незнакомки. Но нет, это не незнакомка. От осознания кого я вижу перед собой, вздрагиваю. Едва не теряю равновесие, и чтобы не упасть, упираясь ладонью в осколки.

Капли крови на полу, на стеклышках. Острых. Маленьких. Красивых. Мне больно, но я продолжаю с открытым ртом рассматривать снимок. От улыбки этой девушки на душе становится тепло, будто меня кто-то гладит по голове, будто обнимают, держит за руку. С глаз медленно начинают скатываться слезы, а к горлу подкатывается тугой ком. Потому что, черт возьми, я не знаю, что значит эти три простых действия.

Очередная вспышка. Моя ладонь больше не истекает кровью, я смотрю на нее и до сих пор ощущаю тепло. Открываю глаза, оглядываю пустую кухню. Снова смотрю на ладонь и снова образ - тот день возле озера.

Мне всегда хотелось, чтобы кто-то вот так взял за руку.

Поднимаюсь со стула, и подхожу к окну, открываю его и смотрю в след единственному человеку, которого почему-то подпустил слишком близко.

Если бы не эта фотография…

Какого черта, отец до сих пор хранил ее? Тогда, в детстве, он ничего не сказал, молча выставил меня за дверь. Но по его лицу я все понял. А еще пропал смысл избегать приведения. Мы, наконец, познакомились. У этого существа было странное имя. Его звали Одиночество. Оно дружило со мной и с отцом. Оно никогда не пыталось сделать нас ближе. Ведь я тот – кто все портит.

Зачем поехал домой? Подумаешь, напился старик, и стало плохо. Его слова, сказанные, вчера вечером, так и стоят в ушах.

- Не смей прикасаться к этой фотографии! – Отец выскочил в халате, держась за сердце. Он тяжело дышал, его рот не закрывался, потому что кислород плохо поступал в легкие. Мне просто нужно было найти, проклятые таблетки, в ящике. Ну, кто ж знал, что вместо пилюль, я найду там фотографию с мамой. Ту фотографию.

- Возвращайся в комнату, ты еле стоишь на…

- Убери свои грязные руки от этой фотографии! – орал не своим голосом папа. Кажется, я никогда не научусь адекватно реагировать на его выходки. Мой взгляд скользнул к маминой улыбке, и горло обвили иглы.

- Эй, мам, - произнес я, не отдавая отчет тому, что говорю. – Почему ты выбрала меня? Ты ошиблась? Я – твоя ошибка?

- Проваливай! – отец выхватил фото, стрельнув в меня пронзительным стальным взглядом. Его губы дрожали от злости, а я вдруг ощутил себя ничтожной птицей, которая