На фоне объявленной свободы торговли иные меры весьма напоминают военный коммунизм или грядущую "командную экономику". Например, 22 июня Главнокомандующий А.И.Деникин предписывает: "В целях своевременного успешного засева полей, впредь до разрешения земельного вопроса, вменяется в обязанность владельцам, а также и обществам, в действительном пользовании коих земля в настоящее время находится, немедленно озаботиться подготовкой полей к осеннему засеву".159

Или еще: 27 июля Главноуполномоченный торговли и промышленности при ВСЮР Л.Ященко сетует: "К сожалению, многие торговцы понимают свободу торговли как свободу спекуляции". И разъясняет: "Разница между предпринимательским торговым барышом и спекулятивным взвинчиванием цен каждому торговцу хорошо известна, посему предупреждаю, что в случае обнаружения спекулятивной торговли, мною немедленно будет сообщаться военным властям для предания виновных военно-полевому суду".

Неудивительно, что уровень жизни неминуемо катился вниз. Жить стало хуже, свидетельствуют современники, чем при большевиках. Зарплата учителя, к примеру, составила в октябре 450 рублей в месяц, квалифицированного рабочего — 1200-1500 рублей. А пара сапог, по официальным — не рыночным — ценам, стоила 5500 рублей (годовая зарплата учителя), килограмм сахара — 162, масла — 375 рублей.160

"В открытой на днях Новороссийской Экспедиции будут печататься, по согласованию с правительством Деникина, денежные знаки нового образца", — извещала 10 августа 1919 года издававшаяся в Ростове-на-Дону газета "Жизнь". В этом же номере газета сообщала, что в соответствии с требованиями по увеличению выпуска денежных знаков в ближайшее время открывается еще Экспедиция в Симферополе: "В этой Экспедиции, так же как и в открытой на днях Новороссийской Экспедиции, будут печататься по соглашению с адмиралом Колчаком денежные знаки нового образца. Во вновь создаваемые Экспедиции, по приказу Главнокомандующего, переводятся типографские машины из киевской типографии наследников С.П.Кульженко. Наравне с "донскими" (ростовскими) эти денежные знаки будут основным средством денежного обращения на освобожденной от большевиков территории".

Вскоре после этого сообщения газета "Жизнь" сообщила следующее: "Симферополь. Здесь открывается отделение Экспедиции заготовления государственных бумаг. Будут печататься исключительно тысячерублевки нового образца".161

По сообщению газет, кроме Экспедиций в Новочеркасске и Симферополе, были открыты отделения в Одессе и Феодосии.162 Вновь открытые Экспедиции вполне могли уже обеспечить выпуск денежных знаков всей серии ВСЮР.

Как видим, Крым, традиционное место переходов и переломов в истории, в этот момент сам находится в весьма переходном (промежуточном и двойственном) состоянии. Воспользуемся библейскими сравнениями: он одновременно еще и твердь с элементами устойчивого быта и налаженной традиционной жизни, последний край рухнувшей империи, и, в то же время, волны революции и Гражданской войны уже прокатываются по нему. Соответственно, это — полоса прибоя, и находиться здесь для халуцианцев (которые, несомненно, сравнивали свою ситуацию с библейским Исходом) означает одновременно еще и не покинуть берег, но уже находиться в пути в первых шагах по зыбкому морскому дну.

Давид Бергельсон, посетивший Крым в 1926 году, застал халуцианские коммуны как "удивительно хорошо организованные общины, полные жизненных сил" (и это, всё еще, — годы спустя после гибели Трумпельдора), однако, члены этих коммун были

"странными существами: одной ногой они в Крыму, а другой — в Палестине" (т. е. господствовали в коммунах именно те настроения, ради которых и основал Иосиф Трумпельдор сами колонии в рамках своего "Нового Исхода" — проекта "а-Халуц").163

8. Следы Трумпельдора: не только памятные места на карте

Исход по проекту Трумпельдора "а-Халуц" был, в отличие от библейского Исхода, запланирован не как краткий момент, а как период (и, возможно, длительный), его место — не как черта, а как область — Крым. И Крым, задуманный Трумпельдором как сборно-перевалочный пункт в Палестину, сам по себе остался памятником его деятельности — надолго после его визита и даже спустя десятилетия после его смерти. Крым стал тем узлом на карте Ашкеназии, который сводил в себя множество путей из континентальной части и остался для многих евреев не только временной стоянкой, но и второй родиной, а для кого-то и семейным склепом.

Уже в июне 1920 года в Симферополе состоялась очередная конференция крымских сионистов, посвященная вопросам эмиграции в Палестину. А после признания Врангелем за Временным Мерказом в Таврии прав Еврейского национального центра, в Симферополе было решено созвать совещание для разработки плана эмиграции.164

Благодаря историческим обстоятельствам и отдельным личностям, в числе которых главную роль сыграл Иосиф Трумпельдор, в Крыму сложились особые условия для формирования сионистских переселенческих организаций. Собрав на своей территории активных, убежденных и деятельных персонажей, Крымский полуостров в 1919-1920 годах становится отправным пунктом переселенцев в Палестину — для создания первых поселений выходцев из России на земле Эрец Исраэли.

Но "белые" ушли, надолго — казалось, даже, навсегда, — пришли "красные". И уже в 1922 году, спустя год после великого голода и два года после кровавого "освобождения" Крыма, во вновь созданной Крымской АССР возникли — или, вернее будет сказать, — легализовались первые еврейские колонии.

"В Крыму со сказочной быстротой, спонтанно возникли 9 еврейских сельскохозяйственных поселений", — писали по поводу

обследования Джойнтом первых еврейских колоний в начале 1924 года.165 Так ли уж спонтанно? Ведь если Крым сам был "узлом", связывавшим магистрали миграций в Палестину, то каждый из первых еврейских поселков Крыма — по сути, кибуцев — был таким "узлом" для своего микрорегиона. И каждый из них является дополнительным следом Трумпельдора, местом, которое он посещал, осматривал, обсуждал с еврейскими общинами на предмет годности для задуманной миссии.

Назовем эти точки на карте. Тельхай, Мишмар, Хаклай, Авода, Ахдус — формировались вокруг северно-крымской железной дороги, на участках, почти лишенных воды, не имеющих почв для культурного садоводства и даже разведения зерновых. Степи, полупустыни и пустыни, по соседству — малознакомые евреям-поселенцам общины татар, немцев, болгар, эстонцев. Всё это никак не похоже на курорт, на любительские садоводческие хозяйства. Зато идеально подходит как лагеря тренировки перед предстоявшей переброской в Израиль.

Мааян - это безусловный след Трумпельдора, не только потому, что его "отцы-основатели" (15 юношей и 6 девушек) переселились в Крым именно как последователи проекта "а-Халуц". Само место колонии напоминает о Трумпельдоре - это имение Франца Киблера, того самого, в чьем доме наш герой поселился в 1919-м (как видим, вовсе не случайно — и имение Киблеровка, впоследствии отданное Мааяну, скорее всего, Трумпельдор посещал и осматривал, а может, даже и оформил купчую у Киблера).

Икор, колония в евпаторийской пустыне, ставшая в 1940-х годах одним из ужасающих воплощений нацистского преступления — еще