тактику. Я начинаю с хороших новостей о том, что вот сейчас шла по Бруклину, и люди мне улыбались, и хотя тут шумно и грязно, все равно в своем роде замечательно, и полно всяких историй, и, наверно, Бликс что-то знала, когда сказала, что я должна тут остаться.

— Что?! — восклицает сестра. — Нет, ерунда какая! А как же наши планы насчет детей и совместных тусовок у бассейна? Ты говорила, что счастлива дома! Почему ты позволяешь женщине, которая, между прочим, уже умерла, вот так взять и изменить всю твою жизнь?!

— Это вовсе не изменит всю мою жизнь, — говорю я. По правде говоря, сама-то я в этом не уверена. Касаясь пальцем своего талисмана на удачу, который так и висит у меня на шее, я слушаю обличительную речь сестры, которая с каждой минутой становится все более пронзительной. Сестер вообще отличает то, что они знают всю твою неприятную подноготную.

Натали проходится по величайшим хитам моей горемычной жизни, по моей общеизвестной способности напортачить, изменить планы, вместо того чтобы им следовать. Поэтому весьма печально, но неудивительно, что у меня все идет плохо (полагаю, она имеет в виду мои брак и мою работу), раз я позволяю себе идти на поводу у чужих представлений обо мне. Почему я такая бесхребетная? За что я ратую?

Я должна думать об Амелии! О Джереми! Неужели мне и дела нет до того, что я нужна дома? Нашим родителям, например!

Я сижу и слушаю, глядя на светлую кухню, на пакеты с покупками на полу, на свою новую куртку, на мой прекрасный белый кардиган, которого не видит сестра. В кухонное окно льется солнечный свет. Комнатные растения Бликс на подоконниках все еще в полном цвету.

Наконец мне удается встряхнуться настолько, чтобы сказать ей, что я не могу больше разговаривать, потому что у меня на плите кипит кастрюля.

Еще одну новую тактику я испытываю на Джереми, просто изложив факты. Домой я пока не возвращаюсь. Чтобы вступить в права наследования, надо три месяца прожить в Бруклине. Так что я остаюсь. Все в порядке. С нами все будет хорошо.

— Стоп-стоп-стоп, — говорит он, — притормози. Я никогда не слышал ничего подобного.

— Ага, — соглашаюсь я, — я тоже, но все именно так. Что есть, то есть. Это не должно быть проблемой. Просто небольшая задержка в наших планах, и всё.

— Но погоди, ситуация какая-то странная выходит, разве нет? Зачем писать в завещании такие необычные вещи? Как ты думаешь, почему она это сделала?

— Ну, она и сама была необычная.

— Просто, мне кажется, не очень хорошо так поступать с людьми. Знаешь что? Без обид, я знаю, она тебе нравилась, но подарок на таких условиях кажется мне… ну, подозрительным.

— А я могу ее понять, — медленно произношу я, по думаю при этом, как необычно льется в окно косой послеобеденный свет, озаряя изрезанную коричневую столешницу. Мне нравится этот стол. Его прочность и массивность. И бирюзовый холодильник. Мне нравится, что все это место как бы несет на себе отпечаток личности Бликс — и как только такое случается?

— Как ты думаешь, тебе удастся приехать домой нас навестить? Или, может, лучше я к тебе приеду?

— Хорошо, — говорю я и встряхиваюсь, чтобы снова сосредоточиться на разговоре.

— «Хорошо, ты приедешь» или «хорошо, я приеду»?

— И то и другое, — отвечаю я и зеваю.

На мгновение он замолкает. Потом продолжает:

— Послушай, жаль, я не силен в телефонных разговорах, но мне важно, чтобы ты знала: мне немножко грустно от всего этого. И, на случай, если ты не в курсе, скажу, что мне на самом деле нравится, когда ты работаешь в соседнем помещении, нравится знать, что ты там, и моей маме будет не хватать ваших разговоров, потому что тебе удается доставить собеседнику удовольствие, понимаешь? Ты нужна нам всем тут. Моим пациентам, моей маме, мне.

— Ну, — мямлю я, — спасибо.

— И это на самом деле временно, — говорит он, — правда?

— О господи! Да конечно временно! Совершенно точно!

— Потому что, знаешь, я тебя люблю. Без тебя мне будет одиноко!

— Я тоже тебя люблю, — бормочу я. — Мы будем разговаривать каждый день. Я по тебе скучаю. — А потом добавляю: — И мне тоже будет тут без тебя одиноко.

И хотите верьте, хотите нет, когда я вешаю трубку и оборачиваюсь, выясняется, что у холодильника стоит Ноа. Блин, я даже не слышала, как он вошел. Он вынимает два пива и протягивает одно мне, склонив голову набок и выглядя слишком уж изумленным.

— Вау, как мило, — саркастично заявляет он. — Нет, правда. Ты должна рассказать мне, кто этот везунчик.

— Вообще-то, это мой жених, — отрезаю я.

— Что-что? Жених? Ну-у… не успели мы развестись, и уже подошла очередь этого парня? — Он улыбается. — Как это вышло? Он что, ждал своего часа?

— Ох, Ноа, прекрати. Все совсем не так. Он мой бывший бойфренд, мы снова вместе, и у нас много общего, так что… мы недавно решили пожениться.

— Бывший бойфренд… кто бы это мог быть? Посмотрим, припомню ли я весь пантеон. — Он кладет палец на подбородок, изображая размышления. Его глаза искрятся от смеха. — Погоди, я от души надеюсь, что это не тот парень, который бросил тебя перед выпускным!

— Нет. Прекрати, пожалуйста. Сам себя позоришь.

— Боже мой, так это парень, которого ты бросила, чтобы начать встречаться с тем, который бросил тебя? Это он, да? Ты вернулась к нему?

— Зачем ты это делаешь?

— Потому что мне любопытно. И потому что мне на тебя не наплевать. Я поступил с тобой ужасно, меня мучило чувство вины, поэтому я рад видеть, что с тобой все хорошо. Вот так. А еще… еще я, может быть, немного ревную. Ты пришла в себя так, я бы сказал… стремительно.

— А ты, наверно, считаешь, что я до сих пор должна по тебе сохнуть.

— Было бы очень мило, если бы ты пострадала хотя бы полгода. Думаю, двухлетние отношения стоят шестимесячных страданий.

— Ха!

Он смотрит на меня так, словно увидел впервые. Я отпиваю глоток пива, которое он мне вручает, а затем сообщаю, что собираюсь повидаться с Джессикой, и после этого он вспоминает, что мы так и не сходили тогда в бургер-бар, так почему бы не сделать это сейчас, — и правда в том, что я действительно немного проголодалась, к тому же хорошей причины для отказа у меня нет, так что мы идем туда. Мне хочется спросить его, когда он съедет, раз уж выяснилось, что дома Бликс ему не видеть. Очевидно