Шрифт:
Закладка:
– Мне 34 года, обойдусь и без няньки! Оставьте меня в покое, чтоб вас! – заявила назавтра Памела во время особенно напряженной сессии со мной и нашим штатным психологом Трейси. – Кретины! А ну пустите меня на занятия в блок А после обеда, а то я у вас тут все разнесу. – Она показала руку в повязке. – Я вам весь пол кровью залью, а мама говорит, она напишет в газеты, что вы бросили меня умирать.
Я покосился на Трейси. Она развела руками.
– Послушайте, Памела, давайте придумаем компромиссный вариант, – сказал я. – Например, вы заслужите себе право пойти на урок декоративно-прикладного искусства на следующей неделе. Если можно, взгляните, пожалуйста, на этот план, который мы согласовали с вами вчера. Видите, я его для вас распечатал. Вам достаточно просто…
Она вырвала бумагу у меня из рук, смяла, сунула в рот и начала раскачиваться взад-вперед, зажав уши. День обещал быть долгим.
В конце концов мы сумели снизить риск для Памелы, но это был процесс тяжелый и бурный. Нам пришлось попросить, чтобы кое-кто из персонала иначе с ней обходился. Им было трудно понять, что ее враждебная привередливая натура – результат психического расстройства и требует теплых слов, снабженных ватной оберткой. С их точки зрения это было оскорбительное посягательство на их авторитет, которое требовало ответных оскорблений и резкостей, снабженных бритвенными лезвиями. Честно говоря, это была не такая уж нелогичная точка зрения, если учесть, какой агрессивной была атмосфера микрокосма, где работали надзиратели: стоит дать задирам и хулиганам хотя бы крошечное послабление, и они тут же заберут себе всю власть. Мне думается, что скандальное поведение само по себе было для Памелы в некотором смысле способом самоповреждения. Она знала, что на ее словесные шпильки достойно ответят. Провоцировала других, чтобы они наказали ее. А мы бомбардировали ее добротой и отняли у нее эту силу. А кроме того, мы разрешили ей иногда посещать занятия декоративно-прикладным искусством в сопровождении медсестры и ограничили продолжительность телефонных разговоров с матерью, которые теперь проходили только под наблюдением. Трейси сумела выстроить с Памелой доверительные отношения и проводила с ней терапевтические сессии не реже раза в день, а иногда и дважды, чтобы проговорить все накопленные эмоции и обиды, тем самым обеспечив катарсическую разрядку.
Низкий поклон Трейси, которая не только придумала весь план, но и открыла мне глаза. Я был очень занят другими заключенными, много отвлекался и сосредоточился на практической стороне самоповреждений у Памелы – и едва ли задумывался, почему Памела так делает, пока Трейси не подтолкнула меня к этому. Иногда Памела страдала депрессией. Это было ясно. Но еще я задумался о положении Памелы в жизни: очень многие в ее окружении игнорировали ее, пренебрегали ее потребностями (родители, партнеры, сотрудники хостела, где она жила, врачи и медсестры), и у нее был комплекс неполноценности, подкрепляемый расстройством обучения. В этом контексте складывалось впечатление, что для нее вредить себе было способом эскалировать свое поведение, чтобы наконец перестать быть невидимкой. Кроме того, она прибегала к самоповреждению, чтобы чувствовать, будто что-то контролирует. Все эти решения властных фигур принимались без ее ведома и участия и, возможно, были в какой-то степени недоступны ее пониманию, учитывая патологически низкий ай-кью. Ее помещали то в одну, то в другую приемную семью, то в одно, то в другое психиатрическое отделение, потом забирали оттуда и переводили куда-то еще. Так что канцелярский нож стал для нее орудием, позволяющим показать, что это она тут главная.
Думаю, с учетом всех обстоятельств мы проделали огромную работу. Мы добились того, что Памела резала себя не каждый день, а раз-два в месяц. Однако это потребовало небывало и, вероятно, неоправданно огромных затрат времени и рабочей силы. Из-за Памелы мы с Трейси и ее коллегами-психологами, медсестры и надзирательницы не могли помочь другим заключенным, которым тоже приходилось очень несладко. Неудивительно, что это вызвало недовольство и многих товарок Памелы и даже персонала.
Страшно даже представить себе, что стало с Памелой, когда она вышла на волю и погрузилась с свою беспорядочную жизнь, где ее некому было поддержать. Особенно если учесть, что она своим дерзким поведением настраивала против себя все государственные службы (хостелы, шелтеры, биржи труда). Мы едва справлялись с ней, когда она была за решеткой и под нашим практически непрерывным наблюдением. С содроганием жду, когда мне на глаза попадется заметка о ее самоубийстве в какой-нибудь газете. Возможно, она сознательно решит покончить с собой, а возможно, продолжит искушать судьбу и рано или поздно перестарается. Если такая заметка появится, думаю, в ней будет полно замечаний в наш адрес – ведь службы охраны психического здоровья не сумели помочь Памеле.
Самоповреждение в тюрьмах – колоссальная проблема, хотя обычно оно все-таки выглядит не так зрелищно. Более того, это главная причина смерти среди заключенных – в Англии и Уэльсе, по оценкам, в течение года от него гибнет от 5–6 % мужчин и 20–24 % женщин, то есть во много раз больше, чем в популяции в целом, где таких случаев 1 % (об этом не так давно писали в медицинском журнале Lancet). И эта проблема ни в коем случае не ограничивается нашим прекрасным островом. Недавнее международное исследование, посвященное статистике самоубийств за период с 2011 по 2014 год в 24 развитых странах Европы, Австралазии и Северной Америки, пришло к выводу, что этот риск превышает показатели по населению в целом как минимум втрое для заключенных-мужчин и как минимум вдевятеро для женщин. Любопытно, что реже всего заключенные кончают с собой в США, Польше и Канаде, а самые высокие показатели оказались у Норвегии и Франции (такая статистика приводится в статье, опубликованной в том же издании).
В число главных факторов, которые подталкивают заключенных к суициду, входят психиатрические диагнозы, главным образом большая депрессия и пограничное расстройство личности, а также специфические риски, связанные с тюремной обстановкой, например, одиночное заключение и сексуальная и физическая виктимизация. Для поисков выхода из этой трудной ситуации мы привлекаем в помощь психиатрам, психологам и медсестрам и самих заключенных. Организация «Самаритяне», которая борется с самоубийствами, обучает авторитетных заключенных быть «слушателями», чтобы консультировать тех, кому приходится особенно тяжело. Для своего канала