британского обывателя, раздраженного «дикими» нарушителями его спокойствия. Он, этот обыватель, разумеется, не против того, чтобы накинуть узду на забастовщиков, но полагает все же, что консерваторы сумеют сделать это гораздо эффективнее. Как показывают опросы общественного мнения, немедленные выборы в стране дали бы тори большинство в парламенте - от ста до двухсот мандатов.

1969 г.

СУМЕРКИ «ОСОБЫХ ОТНОШЕНИЙ»

За день до январской встречи с президентом Никсоном британский премьер выступил в Нью-Йорке перед членами «Фонда автоматизации и занятости»: «Каждый раз, когда встречаются президент и премьер-министр, находятся люди, начинающие говорить об особых отношениях между нашими двумя странами… Употребляют формулировки прошлого, гордые слова, напоминающие об особых отношениях между нами в годы войны…»

Приветствуя 27 января 1970 г. Вильсона в Вашингтоне, президент США назвал его «старым другом» и, несколько перефразировав Черчилля, сказал: «Если наши две нации будут стоять вместе, достижимо почти всякое».

Лондонская «Санди таймс» удовлетворенно отметила чуть позже, что из зарубежных глав правительств Вильсон первым удостоился чести присутствовать на заседании Совета национальной безопасности (СНБ): «Как-то вдруг Британия вновь выглядит отсюда самым стабильным и надежным союзником».

«Что бы ни писали об исчезающих особых отношениях, - настаивает «Крисчен сайенс монитор», - они в настоящий момент имеют, возможно, большее значение, чем когда-либо за минувшее десятилетие».

Они и впрямь не исчезли, эти «особые отношения». Они лишь изменились до неузнаваемости.

Говорят, само это словосочетание «отчеканил» Уинстон Черчилль в 1946 году. Отсчет «особым отношениям» ведут, однако, с осени 1940 года, когда в обмен на долгосрочную аренду некоторых управляемых Британией территорий (в частности, на Ньюфаундленде) Вашингтон предоставил Лондону 50 эсминцев и ряд привилегий в закупках вооружений. Тогда-то и возникла «особость» англо-американских отношений, под которой разумелась предпочтительность их перед связями с третьими странами, их большая глубина и масштабы. Реальное содержание формулы «особых отношений» определялось в те годы прежде всего общностью задач в войне против гитлеровской Германии и против милитаристской Японии. Собственные интересы двух держав, не совпадая полностью, стыковались тогда по широкому фронту: Черчилль не хотел «председательствовать при распаде Британской империи» и рассчитывал на помощь США; в Америке же надеялись, что Англия, несколько потеснившись в своих колониях, посодействует утверждению в мире «паке Американа» - так называемого «американского мира», под которым подразумевалось мировое господство.

В марте 1946 года Черчилль говорил о возможности в будущем «единого англо-американского гражданства», но акцент самих «особых отношений» он сместил на борьбу с «советской угрозой», закрепив заодно в западной пропагандистской терминологии и геббельсовское выражение о «железном занавесе». Этой печально знаменитой фултонской речи аплодировал, среди прочих, президент США Гарри Трумэн.

«Особые отношения» с США стали стержнем внешней политики всех послевоенных правительств Англии. В собственных и зарубежных столицах английские и американские дипломаты пытались, как писал позже бывший британский посол в Вашингтоне сэр Патрик Дин, достичь того, чтобы у них была «та же самая аргументация, та же оценка проблем, чтобы примерно так же оценивался и возможный курс действий». И тут, разумеется, давала себя знать диспропорция в силах партнеров. Но в Лондоне еще уповали на свой «уникальный» международный опыт и рассчитывали на место «водителя с заднего сиденья», подсказывающего тому, кто у руля, что и как ему делать: разве не признавал - даже с оттенком восхищения - бывший советник президента Джонсона по вопросам национальной безопасности Уолт Ростоу, что британцы, мол, проявляют «больше искусства» в делах большой политики.

Но все это в прошлом. В канун последнего визита британского премьера в Белый дом вашингтонский корреспондент лондонской «Таймс» начал свою корреспонденцию неожиданно и не к случаю мрачно: «Глубоко в психологии американцев коренится огромная подозрительность к Британии».

Выходцам из восточных штатов Америки, потомкам первых британских поселенцев, похоже, и впрямь пришлось уступить некоторые позиции в вашингтонском «истэблишменте» - элите правящих. А такие вещи свой след оставляют. Помощник президента США Генри Киссинджер писал об «искусстве» британских политиков еще в 1966 году, и писал с нескрываемым оттенком неприязни: «Британская дипломатия искусно использовала тесные отношения между нашими двумя странами…»

Но суть, разумеется, не только в определенных перемещениях внутри вашингтонского «истэблишмента». Изменилось нечто гораздо большее - обстановка в мире. «Особые отношения» не спасли Британскую империю от распада. «Паке Американа» так и не наступил. «Крестовый поход» против коммунизма, к которому звал Америку в Фултоне Уинстон Черчилль, результатов не дал. «Основной интерес для США в «особых отношениях», - писала в свое время лондонская «Файнэншл таймс», - заключается в том проамериканском влиянии, которое Британия все еще может оказывать в Европе, в Африке и в Азии. Но американцы считают, что это влияние сойдет на нет, если Британия окажется слишком близко к банкротству, чтобы содержать вооруженные силы в Западной Германии и в Сингапуре, или если рухнет стерлинговая зона».

Британия за последние пять лет подходила к грани финансового банкротства неоднократно. Фунт стерлингов пришлось девальвировать. Долги Британии и сейчас еще в десять раз выше актива ее платежного баланса.

Влияние в мире? Вашингтон взбадривал своего ослабевшего партнера как мог: кредитами, жестами солидарности, научно-технической информацией для поддержания ядерного статуса Британии. В декабре 1962 года при встрече на Багамских островах президент Кеннеди предложил премьеру Макмиллану «по-ларисы» для будущих английских атомных подводных лодок. Макмиллан предложение принял. Президент Франции де Голль, как утверждают, сказал об этой сделке так: «Они (англичане) торговались в «Общем рынке» из-за цен на свинину год и продали свою независимость за «поларисы» в 24 часа».

Британию так и не пустили дальше порога брюссельской приемной Европейского экономического сообщества, хотя в мае 1967 года правительство Англии - тогда уже лейбористское - вторично подало заявку на вступление. «С тех пор, - писал год спустя в «Нью-Йорк таймс» С. Сульцбергер, - английская внешняя политика слишком часто ограничивалась тем, что ползала на коленях, прикрепив на спину надпись: «Дайте мне пинка» и заискивая перед шестеркой «Общего рынка». Президент Джонсон, свидетельствует Луис Херен, не жаловал более своим расположением Вильсона.

Британия, правда, и по сей день сохранила за собой привилегию единственной из западных держав, с которой Соединенные Штаты могут, по американскому закону Мак-Магона, делиться информацией о ядерном оружии. Но в самой сути взаимной англо-американской лояльности ныне больше мечтаний о возврате прошлого, чем реального содержания. В Европе, холодно констатировал американский журнал «Тайм» по случаю последнего приезда Вильсона в Вашингтон, Западная Германия стала, по сравнению с Англией, гораздо более важным партнером США, а в Азии - Япония.

Нет, лондонские деятели хотели совсем не этого. Они делали