— Обсудим, — пообещал Петр Миронович, и бросил взгляд на часы. — К сожалению, у меня через десять минут совещание с главами министерств. Давай сделаем так. Ты, как и прежде, всё в своей тетрадке подробно распишешь и передашь мне. А потом мы встретимся и ещё раз предметно и никуда не торопясь, поговорим. Можно даже в неформальной обстановке у меня дома или на даче. Хорошо?

— Конечно, Петр Миронович, как скажете.

— Тогда всего доброго, — Машеров стал и протянул руку.

— До встречи…

Кабинет нового председателя КГБ был больше, чем у Машерова. В углу большой белоснежный бюст Дзержинского. На боковой стене огромная карта, предусмотрительно задернутая шторками. Два стола, один для совещаний, почти такой же, как у Романова, другой поменьше у противоположной стены. Рядом со столом огромная тумба с телефонами и большой панелью правительственной связи.

Ивашутин сидел при полном параде: в генеральском мундире с орденами. Увидел меня и махнул рукой.

— Присаживайся, Леша.

— Здравствуйте, Петр Иванович, — вежливо поздоровался я, устраиваясь рядом с хозяином кабинета.

— И тебе привет, Алексей, — усмехнулся новый начальник КГБ, протягивая руку.

— Григорий Васильевич мне уже звонил, — сообщил Ивашутин. — Он впечатлен общением с тобой. Сказал, познакомил тебя с нашим предложением, но у тебя возникли вопросы. Излагай.

— Как с родителями? Я смогу видеть отца, мать и Машу?

— Не часто, — вздохнул генерал. — Но в принципе, решаемо. Мы уже об этом думали. Твоего батю переведем в Москву, выделим квартиру. Если всё будет нормально, сможешь заезжать вечерком, когда товарищи из «девятки» убедятся, что всё в порядке. Ещё пожелания?

— Я хочу периодически, пусть изредка, но посещать ребят из «Красного Знамени» и наблюдать за его развитием.

— Кого именно? Уточни.

— Зорина Игоря Семеновича, парней с которыми я тренировался: Мальцева, Волобуева, Миркина, Веронику Подольскую, Володю Потапенко.

— В Новоникольске тебе бывать вообще нежелательно, — нахмурился Петр Иванович. — Не маленький, должен сам понимать почему. Чем меньше контактов с бывшим окружением, тем ниже вероятность проблем или провокаций. Но это тоже можно решить. Мы изучили материалы деятельности вашего клуба, впечатлены достигнутыми результатами и, как ты уже знаешь, будем создавать всесоюзную военно-патриотическую организацию «Красное Знамя» с центральным штабом в Москве. Это делается не только для правильного воспитания молодежи. Мы с Григорием Васильевичем думаем использовать «Знамя» как кадровую кузницу для молодых управленцев, офицеров Советской Армии, Комитета Госбезопасности и ГРУ. Поэтому организацию будет курировать ВЛКСМ, КГБ и Министерство Обороны. Возможно, присоединится и МВД. На эту тему сегодня идут консультации с Николаем Анисимовичем. Зорина и ещё нескольких ребят из ваших комиссаров будем переводить в столицу, как основоположников и руководителей «Знамени».

— Правильное решение, — я довольно улыбнулся.

— Не перебивай, я ещё не закончил, — попросил генерал. — Когда они переедут, ты периодически сможешь их навещать. Только при одном условии.

— Каком? — насторожился я.

— Неукоснительно слушаться свою охрану, следовать инструкциям и определенным мерам безопасности, — отрубил генерал. — Если будет хоть одно замечание, о встречах можешь забыть.

— Слушаюсь, — буркнул я.

— И учти, встречаться с товарищами будешь не часто, чтобы не привлечь ненужное внимание. Пару раз в месяц, не больше. Годится?

— Годится, — вздохнул я. — Конечно, хотелось бы чаще, но и так лучше, чем ничего. У меня ещё девушка есть. И я её бросать не собираюсь. Она, как я знаю, в Московский ВУЗ будет поступать, в институт имени Горького или медицинский, не определилась ещё.

— Не было печали. Одни проблемы от тебя, — пробурчал генерал. — Ты знаешь, сколько наших сотрудников на женщинах спалились?

— Знаю, Петр Иванович, знаю, — кивнул я. — Много. Наслышан, о «медовых ловушках», подставах и о том, что творят обиженные мадамы. Но здесь другой случай. В прошлой жизни у меня ничего серьезного с девушками не было. Так мимолетные романы и увлечения. А здесь я чувствую, Аня — моя, родной человек. И другой такой у меня уже не будет.

— Влюбился? — по-доброму усмехнулся Ивашутин.

— Можно и так, сказать.

— Ладно, придумаем, что-нибудь, — пообещал генерал. — Не переживай. Решим твою проблему.

— Спасибо, товарищ председатель КГБ, — мои губы помимо воли расплылись в широкой улыбке. — Ваши слова — целебный бальзам на мою исстрадавшуюся и израненную стрелами Амура душу.

— Не паясничай, — Петр Иванович строго погрозил пальцем. — Давай к делу. Теперь тебя будут охранять, как минимум трое-четверо охранников. Выделим тебе двухкомнатную квартиру из нашего фонда в охраняемом доме. И не думай, что на курорт попал. Тебе же Григорий Васильевич сказал «инициатива наказуема»?

— Сказал, — подтвердил я.

— Ну вот, написал и предложил ты очень много дельного. Теперь сам будешь следить, как это будет выполняться на практике. И поверь, свободного времени будет очень мало. Тебе придется поездить по стране и поработать, в прямом смысле слова, на износ.

— Буду только рад, — ухмыльнулся я.

— Вот и хорошо. Ещё вопросы есть?

— Есть. Хотелось бы знать, что там по Горбачеву и Ельцину?

— Горбачева скоро будем брать. Материалов уже выше крыши, милицейская и прокурорская проверка по собранным доказательствам, буквально вчера закончилась. Просто со всеми этими событиями руки пока не доходили «поставить» жирную точку. Сейчас Горбачев под подпиской о невыезде сидит, трясется. Пытался к Суслову пробиться и заручиться поддержкой, но Михаил Андреевич его не принял. С Ельциным ситуация сложнее и одновременно проще. По нему работают мои ребята, совместно с сотрудниками Щелокова. Кое-что нарыли, о кулацком происхождении, пьянках, самодурстве и интриганстве. Сажать его, сам понимаешь, по большому счету, не за что. Но основания, достаточные для увольнения из должности первого секретаря Свердловского обкома, собрали.

— Петр Иванович, а можно мне с вашими операми прокатится, когда вы будете Горбачева арестовывать и Ельцина сраными пинками из кресла секретаря выбрасывать?

— Зачем? — нахмурился Ивашутин.

— Считайте это моим искренним и большим желанием, — попросил я. — Горбачеву хочу в глаза посмотреть напоследок. А Ельцину…

Я помолчал и признался:

— Я понимаю, он сейчас ещё ничего не совершил. Но есть желание использовать его взрывной характер так, чтобы он больше ни на одну приличную должность не устроился и вообще некоторое время посидел в камере, подумал о своем поведении.

— И как ты это собрался сделать? — хмыкнул Ивашутин.

Я изложил. Петр Иванович задумался.

— В принципе, приемлемо. Ты очень много для страны сделал, и я не вижу особых препятствий. Только вот возраст твой смущает. Слишком молодо будешь выглядеть для лейтенанта госбезопасности.

— Петр Иванович, в ЦК ВЛКСМ меня все равно будут считать сотрудником КГБ или личным соглядатаем Григория Васильевича, устроенным на работу по его рекомендательному письму. Так что всё ложится в цвет.

— Ладно, — Ивашутин задумчиво почесал подбородок. — Предварительно принимается. Потом доработаем если что. Ещё какие-то просьбы будут?

— Нет, —