Я вижу перед собой мужчину, которого когда-то любила, а сейчас ненавижу. Он умирает и хочет смертельно ранить меня. Нельзя позволить ему воткнуть нож.

Я смотрю ему в глаза, отодвигаю трубку, чтобы он мог читать по губам.

– Мама не звонила в полицию. Это сделала я.

По лицу Мэтти пробегает тень, он обмякает. Я зову охрану:

– Мы закончили.

Глава 64

В тот день, когда Мэтти вернул женщине кофту в кафе «Ферко» и проболтался о том, что Тень делает с пальцами ног своих жертв, я ждала, пока мама выйдет из ванной. За дверью играла ее любимая песня «Эй, Джуд», под которую они с Мэтти когда-то танцевали.

Я не была уверена в своем решении. Даже набирая номер горячей линии, не осознавала, что все реально. Что я смогу.

Трубку снял дежурный полицейский. Он явно устал. Голос скучающий, с хрипотцой заядлого курильщика. Пока мы говорили, я то и дело слышала, как он делает затяжку и выдыхает дым.

– Горячая линия по убийствам в Северном Лондоне…

В полиции никогда не использовали прозвище Тень, чтобы не возвеличивать убийцу.

Я оглянулась на дверь убедиться, что мама еще занята и меня не застукает.

– Я…

Все шло по плану, но язык отказывался поворачиваться.

– У вас есть информация?

– Думаю, да, – прошептала я.

– Слушаю.

Он отвечал раздраженно, не зная, что стоит на кону для нас обоих. Убийства продолжались уже два года, и следователи начинали сомневаться, смогут ли поймать преступника. Об этом тогда не говорили вслух, я все узнала много позднее из документальных фильмов.

– Думаю, я знаю убийцу, – сказала я чуть слышно.

– Имя?

Я не поняла, про кого он спрашивает.

– Мэтти Мелгрен. Он друг моей мамы.

Полицейский не стал меня поправлять.

– Адрес?

Я назвала адрес, упомянула, как близко к Хэмпстед-роуд-лок расположена его квартира. Полицейский заинтересовался. Еще больше его впечатлило то, что Мэтти был в Грейстоуне в день убийства девочки и даже участвовал в ее поисках.

– Как тебя зовут? – поинтересовался он очень мягко, как разговаривают с ребенком.

Я немного поколебалась и положила трубку. Хватит и того, что я назвала имя Мэтти.

Тут же зазвонили. Я инстинктивно почувствовала, что отвечать не нужно.

Выйдя из ванной, мама нашла меня у телефона. Я сидела, прижав колени к груди, и раскачивалась туда-сюда.

– Ты бледная как смерть, – сказала мама. – Что случилось?

Я сразу сменила тему:

– Ты когда-нибудь видела мертвецов?

– Какой странный вопрос… Будешь рыбные палочки на ужин?

Тот роковой звонок запустил мои мучения. Мэтти осудили на основании косвенных улик, самая весомая из которых – отпечатки босых ног – сейчас признается спорной.

Если б не я, он остался бы на свободе. Если я ошиблась, то виновата не меньше, чем настоящий преступник.

Наконец я получила ответы, которые искала всю жизнь. Только ничего не закончилось. Возникли новые вопросы, ужаснее прежних.

Глава 65

– Вот ублюдок! – Я выезжаю из тюрьмы, едва вписываясь в поворот. – Чертов ублюдок!

У дороги неспешно прогуливаются подростки в худи с капюшоном и джинсах с низкой посадкой. Они перешептываются и смеются. Не надо мной, конечно, только мне все равно не по себе.

– Ублюдок! – говорю я уже громче и стучу по рулю. В носу щекочет, что-то давит на глаза, по щекам скатываются слезы.

В зеркале заднего вида бледнеет и уменьшается здание тюрьмы.

«Все позади, – говорю я себе. – Ты справилась».

Мне должно быть хорошо, ведь я наконец-то получила ответы на вопросы, мучившие меня всю жизнь. Мэтти – Тень, убийца. Я правильно сделала, что обратилась в полицию. Он умрет за решеткой, и поделом.

Определенность приносит облегчение, однако я ждала не того.

Дженис сказала мне однажды, что счастливые концовки бывают только в кино. «Даже если ты узнаешь наверняка, виновен он или нет, тебе придется заплатить».

И все же я не оставляла надежду, пыталась докопаться до истины. Дженис права. Теперь я знаю, как все было, а на душе не легче.

– Он обманывает, – обращаюсь я к маме. – Как он может такое о тебе говорить?

Я не сразу начала с ней разговаривать – слишком много обид накопилось между нами за эти годы. Сложно было простить ей алкоголь и таблетки, то, как после ареста Мэтти она ушла в себя. Ей был важнее тот, кого она потеряла, чем я, которая оставалась рядом.

Тем не менее с каждым годом после ее смерти я прощала маму все больше. За то, что она сделала, за то, что сделала со мной. Время сгладило острые углы. Я столько всего не успела спросить и сказать… Вопросов без ответа больше, чем таблеток, которые она принимала за обедом.

Дженис предложила мне написать маме письмо.

– Тебе поможет. Попробуй и себе написать такое. Письмо в прошлое. Обратись к себе-ребенку.

Я обещала попробовать, а вместо этого начала разговаривать с мамой. Так вышло случайно. Сама того не осознавая, шептала ее имя, когда засыпала или когда выгуливала собаку. Мало-помалу стала задавать ей вопросы, что-то вместе с ней вспоминать. «Помнишь, как мы то-то и то-то? Как думаешь, почему он сделал так, а не эдак?» И вот я уже веду с призраком долгие беседы…

Я не сумасшедшая, мне не чудятся голоса. Дело в том, что я легко могла представить ее ответы, а может, просто их додумывала.

Дженис не обманула, беседы с мамой помогали, и я разговаривала с ней все чаще и чаще. Редкий день проходил без нашего общения. Будто она вернулась ко мне.

И все же я всегда представляю ее со стаканом джина, вижу, как она рассматривает старые фотографии. Нет, я разговариваю не с той, что провела со мной свои последние годы, а с той, с кем мы переехали в Лондон. Тогда в целом мире были только мы вдвоем. Такой я ее любила больше всего. Такой мне ее безумно не хватает.

Оттого я так злюсь на Мэтти. Он убивал незнакомых мне женщин и убил мою маму, пусть я и не складываю с себя ответственности. Она так и не оправилась после его ареста. Из-за него глотала таблетки и каждый день напивалась до полусмерти, из-за него хотела умереть.

А сейчас Мэтти пытается убить единственное, что у меня от нее осталось, – память о женщине, которая привезла меня в Лондон в поисках лучшей жизни. Которая устраивала пикники в кровати и вместе со мной искала «сокровища» на Парламент-Хилл. Которая объяснила, что