Шрифт:
Закладка:
И на другой странице еще одна запись без даты. Текст ошарашивал – столько в нем ощущалось боли и агрессии. «…Куда ты смотрел, бог? Как мог допустить?! Эта мерзота должна была сгнить во чреве своих матерей! Сдохнуть и вытечь из них, как дерьмо. Лучшего не заслужили ни они, ни женщины, выкормившие нелюдей!»
Алексей отложил дневник в сторону: остро захотелось дать отдохнуть глазам, будто из строчек Яны брызнуло в них чем-то жгучим.
Почему психологическая травма, полученная в детстве, длилась всю жизнь Яны? Это так же ненормально, как если бы разбитая коленка не заживала годами… Хуже того, травма стала центром, даже смыслом существования девушки…
Алексей заставил себя дочитать дневник.
Миссия, значит. Вот оно что.
Человек приходит в этот мир случайно, благодаря непредсказуемому слиянию двух клеток, дарующему жизнь. Но его существование обретает смысл, когда его сопровождает любовь. Благодаря ей человек с детства чувствует себя нужным. Важным. Ценным.
Полученная любовь учит ответной. Учит отдавать. Невозможно научить любить того, кто сам никогда не был любим.
Если же дитя упало из небытия в жизнь как никому ненужный сгусток биомассы, если его никто не ждал, не подставил заботливые руки, не окружил любовью, смыслом – то в нем никогда не родится любви. Ни сострадания, ни прощения. Ни творчества. И тогда…
И тогда он будет пытаться придать хоть какой-то смысл своему пустому существованию. Например, придумает, как Яна, миссию – и даже так: Миссию!
Любовь – созидает. Отсутствие любви – разрушает. Предельно ясная и универсальная истина, способная объяснить почти любое явление. Как ключ-отмычка, которая открывает подавляющее большинство замков. Алексею казалось, что он знал эту истину с детства. Вернее, не казалось, нет, он действительно знал. Но в слова ее облекла Саша – в простые и точные слова. Алексей даже помнил когда. Он рассказывал ей о своем первом деле. И произнес что-то в таком роде: «Он убил из-за любви». Тогда-то Александра и сформулировала: любовь – добро, от нее не может родиться зло. Этим человеком руководило что угодно, но не любовь. Собственническое чувство и прочие разновидности эгоизма – да, сколько угодно…
Умница моя, подумал Алексей с нежностью. Саша, Сашка, Сашенька. Как он любил беседы с ней! Как любил ее способность к точным формулировкам! Как он любил…
Просто любил. Ее.
Неужели это конец?
Не может быть. Нет, не верю!
Было почти десять вечера, но Кис без колебаний набрал номер Громова.
– Серег, не спишь, надеюсь. У меня для тебя две новости. Первая: в дневнике Яны описано еще одно убийство, которое наверняка проходит по базе как висяк. Я дневник завтра утром верну, обязательно почитай. Раскроете еще одно дело.
– Ничё се. А на второе что?
– Отдайте дневник на психоло… нет, на психиатрическую экспертизу. Эта несчастная девушка – по всем параметрам серийная убийца. Не останови мы ее, она бы еще немало народу уложила…
– Ну ты даешь, Кис. Это ты из ее дневника вывел?
– Отдай его на экспертизу, говорю. И профессионал тебе то же самое выведет.
– А теперь зачем? Ее больше нет. Какая разница, кем она была? Серийной или…
– Это обрисует масштаб твоего подвига, – подколол друга Кис. – Покажет, от кого ты спас мир. Спок нок, Серег.
Отключившись, Алексей обвел взглядом свой кабинет. Огромный стол, величавый, как палуба корабля, доставшийся ему по наследству от бабушки с дедушкой – профессоров, много лет трудившихся за этим письменным столом с инкрустациями. Он его обожал, как и всю старую квартиру, где жили три поколения его семьи, – родные стены, родные вещи. Но сейчас ему стало здесь душно. Хотелось домой, к любимой. Пусть там, на дороге к ней, тяжелый валун – надо просто его сдвинуть. Сдвинуть, сбросить!
История с Яной все еще тяготила его, но в тот момент, когда он понял, что девушка превратилась в серийного убийцу, ему удивительным образом полегчало. Сострадание отпустило. Все равно было грустно, но теперь уже в тональности грусти вселенской, а не боли за конкретного человека.
Алексей сходил в ванную, умылся. Ледяной водой из-под крана будто смыл с лица налет серых, безрадостных эмоций. И набрал номер Александры.
* * *
– Саша. Думаю, нам пора поговорить.
– Давно, – отозвалась жена.
– Я сейчас приеду. Ты еще не ложишься? Дождешься меня?
– Да, конечно.
Она встретила его на пороге. Одета в домашние леггинсы и тонкий свитер, столь выгодно подчеркивающие ее ладную фигуру. У Алексея защемило сердце при виде знакомых, любимых изгибов тела. Родных. А как иначе? Конечно, родных. Они вместе уже много лет, срослись наподобие сиамских близнецов, и разделение – если вдруг ему суждено произойти – причинит боль обоим.
– Ужинал? – спросила Александра.
Он кивнул, хотя за несколько последних часов лишь кофе пил. Но в животе сейчас не было места для еды: там, казалось, все внутренности скрутились в тугой нервный узел. Что предстоит ему услышать?
Они расположились в гостиной.
– Говори, Саш. Я слушаю.
Она вскинула на него глаза.
– Алеш… По-моему, начинать надо тебе.
– Но что ты хочешь услышать? Даже не знаю, как начать… Я просто заметил твое странное поведение и пытаюсь понять, чем оно вызвано.
– Если мое поведение тебе кажется странным, то… Алеш, это ты ведешь себя странно! Я ждала, когда ты объяснишь…
– Это я ждал, когда ты объяснишь!
– Объясню что?
– Ну как… Саш, пожалуйста, не темни! Я ведь не слепой. Вижу, ты сама не своя. Задумчива, холодна.
– Я?
– Ну да.
– Я, а не ты?
– Что я-то?
– Задумчив и холоден! Даже в постели отворачиваешься на другой бок!
– Но я чувствовал, как ты напряжена, Саш. Я не мог к тебе с ласками, когда ты вся как металлический стержень!
– Я?! Ну, знаешь, со стержнем меня еще никто не сравнивал!
– Если бы я сказал «как бревно», ты бы обиделась, – Алексей едва заметно улыбнулся.
– А с бревном меня уже сравнивали, так, что ли?! Почему ты улыбаешься? Мы что-то смешное обсуждаем?!
О да! Алексей готов был смеяться в голос. Нервное напряжение начало отпускать: уже понятно, что между ними какое-то недоразумение. И никто никого бросать не собирался. Хотя, конечно, нужно выяснить оное недоразумение до конца.
– Что ты, разве я улыбаюсь? Ни боже мой…
– Не паясничай! – рассердилась Александра. – Объясни свое поведение!
– Милая, объясни мне, что я должен объяснить, и тогда я непременно объясню!
– Ах, ты не знаешь! Даже не догадываешься?
– Клянусь, нет.
– Просто