Не спас.

Обернувшись к нему, Игорь скрестил ладони: конец. Яна погибла. Финал жизни.

Несчастливый финал несчастливой жизни.

В тот вечер Алексей не пошел домой. Не хотел нести Саше груз боли, который жег его душу. Сославшись на дела, он отправился в свою старую квартиру-офис на Смоленке, где попытался уснуть.

Не вышло. В его мозгу беспорядочно крутились вопросы. Почему Яна покончила с собой? Мог ли он, Алексей Кисанов, ее остановить? Каким виделся мир этой юной девушке-убийце? Отчего так сложилась ее жизнь, так сформировался характер, что в душе ее ничего не осталось, кроме жажды отмщения за давно и не с ней случившуюся беду?

Ответов на эти вопросы у него не было. И сон не шел…

День пятый

Утро не принесло облегчения. Еще каких-то десять дней назад Алексей не раздумывая отправился бы домой, рассказал бы Саше все, что произошло за последние три дня, спросил ее мнение. Они обсудили бы эту странную историю с этой странной девушкой, и ему – Кис точно знал! – стало бы легче.

Но сейчас на его пути домой лежало тяжким валуном препятствие: необходимость прояснить загадочное поведение жены. То есть трудный разговор. И ждал он от этого разговора не слишком веселых открытий.

Потому он снова позвонил Саше и сказал, что сегодня он тоже домой не придет. Ему необходимо сосредоточиться над делом.

В ее голосе слышалось удивление и… кажется, недовольство? Алексей не понял. Но раздумывать над этим не стал. Сейчас ему действительно остро требовалось разобраться в случившемся. Ответить на вопросы, мучившие ночью. Он всегда был человеком небезразличным, с редкостным запасом эмпатии, но Яна вызывала у него сострадание почти болезненное. Он не мог забыть ее затравленный взгляд, когда они с Игорем заперли ее в ловушку своих рук. Будто маленькое животное, пойманное в сачок живодеров… Черт побери, от этого взгляда ему до сих пор было не по себе!

Он позвонил Громову, попросил поделиться с ним всей информацией о Яне Великановой, которую удастся собрать.

– Роднуля, проси что хочешь! – весело ответил Серега. – Мы ж благодаря тебе два убийства раскрыли! И третье, если можно так выразиться… предотвратили, – хмыкнул он. – Короче, если что хочешь узнать, можешь прямо сейчас поехать по адресу Яны Великановой, записывай. Ах у тебя есть… Кис, вечно ты меня удивляешь! Ну давай, дуй туда. Сейчас там как раз мои парни. Я предупрежу. Тем более что смерть Великановой практически закрыла следствие. Так что любопытствуй сколько влезет. В смысле, сколько душе угодно.

– У нее есть близкие, удалось выяснить?

– Только мать-алкоголичка. Бывшая актриса, но теперь практически овощ.

– Я займусь похоронами.

– Да? А чего ты… Жалеешь ее, что ли?

– Типа того, – несколько сухо ответил Кис.

Объяснить Сереге, почему он испытывает потребность заняться похоронами Яны, Алексей не сумел бы. Просто ему было необходимо поставить в своей душе точку. Потому что жизнь Яны кончилась, а его сострадание к ней – нет.

– Скажешь, когда можно будет забрать тело, – добавил он.

Квартира Яны, спартанская и безликая, ничем не указывала на пол хозяйки. В ней не ощущалось женской руки, она вполне могла принадлежать мужчине. Лишь скудная горсточка дешевой косметики давала подсказку. На тумбочке возле односпальной кровати (из-под подушки выглядывали такая же бесполая сине-зеленая пижама и облезлая плюшевая собачка) обнаружился ее дневник. Кис забрал его, обещав вернуть утром, хотя подозревал, что никому он уже не интересен и никто читать его не станет. Дело закрыто.

Вернувшись к себе на Смоленку, он принялся читать дневник девушки. Записи в нем были редки, Яна отмечала только значимые события, никаких девичьих «сюсю-мусю». Огромный плюс для детектива, поскольку не приходилось тонуть в море бесполезных подробностей и сплетен. «Отца я любила. Но его почти никогда не было в моей жизни. Матери тоже почти не было, но и без разницы, ее я не любила. Няню терпеть не могла, но приходилось», – вот образчик стиля Яны, не по-девичьи скупого. Предельно коротко и ясно.

Читая о детстве без родительской любви, об ударе по психике, нанесенном зверской сценой в лесу, свидетелем которой стала маленькая девочка, о ее ночных неясных кошмарах и об ужасе, испытанном при первом же прикосновении к ней мальчика, – читая печальные подробности жизни Яны, Алексей думал об Агате. Обе девочки стали свидетельницами одного и того же жуткого события, обе получили сильнейший удар по психике. В отличие от Яны, Агата не свихнулась лишь потому, что ее оберегала огромная, как космос, бабушкина любовь. К тому же сработал защитный механизм ее памяти. Который бабушка же бдительно охраняла от любых попыток его сломать. А у Яны не оказалось никого. Как вышло, что ребенок из полноценной семьи – по сравнению с сиротой Агатой у нее наличествовали и мама, и папа, и даже няня! – рос без любви? В вакууме равнодушия взрослых?

Кис отложил дневник Яны и отправился в ближайший ресторан обедать. Даже не потому что проголодался – нет, ему потребовалась передышка в чтении. Слишком было тяжко, душно от него. Тем не менее он намеревался дочитать до конца. Дойти до самой сути. Понять, какая злая сила стала движущей для маленькой убийцы.

Погуляв немного после обеда по улицам – стало заметно прохладнее, – Алексей вернулся обратно, подавляя искушение позвонить Александре. Он не знал, как разговаривать с любимой женой в этой новой реальности их отношений…

Устроившись в кресле, он снова погрузился в чтение. И через несколько страниц его поджидал сюрприз: у Яны появился друг-мужчина! Впрочем, быстро стало ясно, что к Юре (так его звали) Яна испытывала чувства скорее братские. Видимо, ее сексуальная сфера была безвозвратно атрофирована. Хотя в строчках, где речь шла о Юре, явно ощущалась нежность… Превратится ли она в любовное влечение? Растает ли фригидность Яны? А вдруг на следующих страницах дневника детектива поджидает любовная история?

Но на следующих страницах его ждала история совсем другая. Об убийстве. Еще об одном и, по всей видимости, самом первом, о котором полиции ничего не известно.

Поразительно: Яна убила своего единственного друга, Юру. Несмотря на нежность, которую к нему испытывала. Причина: попытка «французского поцелуя».

Убила она импульсивно, не успев осознать свой жест. По крайней мере, так она эту сцену описала. Крайне коротко.

Зато очень подробно рассказала, как уничтожала улики. Хладнокровно, грамотно. В конце этой страницы было крупно написано и жирно подчеркнуто: ЮРА, ПРОСТИ, МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ.

На следующей странице только одна запись: «Я