нет, пусть бегают без снега. Иден пусть бегает с ними, но, чтобы никого не обгонял, не вызывал зависть. Там трое, он сам говорил. Надо с ними поработать, там мужики, через постель не получится, кулинария тоже не получится. Можно через пиво после кросса. Прибежали из кросса, попили пива – это уже разрешено, поговорили. У них разные кураторы, пусть каждый расскажет о своем. Не расскажут, ругать не буду. У Марио задание важнее. Потом представить отчеты, кто говорил, как говорил, о чем говорил, что услышал, что подумал, какие выводы. Выводы сделаю я, у вас предварительные, неутвержденные. Задание ясно?

– У меня вопрос, – сказал я. – А можно узнать, что будет с кураторами, у которых вектор не туда направлен?

– Помощники нужны для того, чтобы выполнять, а не задавать вопросы. Еще вопросы есть?

– Я, собственно, хотел узнать, как мы будем направлять вектор куратора, – сказал я. – Мне это нужно для вектора разговора с Нинель. Если одно, то одно. Если другое, то другое.

Ян встал, подошел к окну, засунул руки в карманы, долго молчал. Повернулся.

– Замечание разумное, такое замечание можно делать. Отвечаю по пунктам. Пункт первый – убивать его не будем. Пункт второй – нежно беседовать или слезы тоже не будем. Пункт третий – будет что-то посредине.

– Понятно, – сказал я.

– Тогда за работу, – сказал Ян. – Срок неделя, устный отчет каждый вечер. – А можно я с Нинель поработаю? – спросил Иден. – Здесь можно только выполнять мои указания, – отрезал Ян. Впрочем, он отрезал добродушно, почти по-отечески. Разве что не подмигнул.

Я попросил Ольгу выйти на улицу, рассказал о задании Яна.

– Как мы с ним совпали, – сказала Ольга. – Ты какой путь выберешь – через постель или кулинарию?

– Ян сказал, что это мое решение. А я еще не решил.

– Желаю успеха на любом пути, – сказала Ольга. – И мне отчет каждый вечер. Во всех деталях, с красивыми описаниями, включая погоду за окном и запахом цветов, которые ты ей подаришь. Я буду записывать, потом напишу роман.

– Отлично, – сказал я, – отчет – это просто. – Ты можешь начать прямо сейчас, – сказал Иден, когда мы встретились в коридоре. – Нинель в комнате за углом, с ней, правда, мымра сидит, не обращай на нее внимания. Мымра оказалась худощавой женщиной средних лет с напряженным лицом. Увидев меня, она поднялась и сказала: – Нинель, я зайду к снабженцам, они опять вылезли за лимит. И ушла, слегка кивнув мне в дверях. Нинель заулыбалась, пригласила сесть, сказала, что рада меня видеть, что она идет обедать в кафе, где заказала печеную с чесноком спаржу и жареную свинину, что она сейчас позвонит и закажет вторую порцию, если я не против. Все это она выпалила на одном дыхании, не дав мне сказать ни одного слова. – Хорошее кафе, – продолжила Нинель на улице, – делают все, как я прошу, но нам не надо торопиться, а то подадут полусырое. Я всегда иду медленно, рассчитываю. А как у тебя на работе, как Ян? Я обожаю его. Говорит смешно, цифры путает, мы смеемся, а придем, подумаем – он все по делу говорил, так и случается потом. Ни разу ему не возразили. Это сейчас весь Совет соглашается, а раньше каждую цифру обсуждали. Когда у Яна вакансия образовалась, я к нему подошла, попросилась в помощники. Он ведь у нас социологией занимается, мнения всякие изучает. И безопасностью, конечно. С людьми работает, мне это нравится. Я тут всех знаю, люблю поболтать, но Ян сказал, что это не женская работа и меня шеф не отпустит. Все ко мне привыкли, жаль, конечно. Я тебе завидую, ты каждый день Яна видишь, учишься у него. Вот же могут некоторые тараторить без перерыва! Ветер с мелким дождем заставил нас накинуть капюшоны, я едва понимал, о чем она говорит. Что-то про Яна? – Нормально у Яна, – сказал я, – уже привык. Он всегда по делу говорит – это так. А как у тебя на работе? – Ужас и кошмар, – Нинель подняла руки, потрясла ладонями. – Денег мало. Реальных, я имею в виду. А тут еще вино появилось, новая статья расходов. Мы крутимся, конечно. Тут оно дешевое по внутренним деньгам, а покупаем-то по реальным. Ничего, я с нового парка срезала, до лета работы встанут, подождем мы с новым парком. Кажется, пришли! Теперь можно поговорить спокойно. В кафе мы сели у окна. Кроме нас в отдалении сидели трое мужчин, они привстали и поклонились. Нинель им сухо кивнула. – Они у нас спортом занимаются, – объяснила она. – Просили деньги на ремонт кортов и футбольного поля. Я не поленилась, сходила на это поле. Сетка одна порвана, так возьми веревки и нитки, зашей сам. Зачем новую покупать? Вообще непонятно, почему все ко мне ходят? На первом этаже есть финансовый отдел, такие мелочи они распределяют. Я же глобально работаю, по общим статьям бюджета. Ты, говорят, позвони на первый этаж, тебя послушают. Сегодня позвонила, конечно. На корты денег выделят. – А как у тебя с шефом? – я перешел к главному. – С куратором? Нормально с ним. Он мне доверяет, даже советуется. Мы с ним друзья, я у него дома часто бываю. Он в коттеджном поселке живет, который у реки. И с его женой дружим, я ей иногда готовить помогаю. Куратор мало ест. Сядет в саду в шезлонг, на реку смотрит, молчит. Может так два часа просидеть. Его обедать зовут, он вилкой поковыряет, скажет, что вкусно, а сам половину порции оставит. Жена говорит, что депрессия у него. Уже с полгода такой. – Почему депрессия? – я сделал удивленное лицо – В городе все нормально, все работают. – Я думала, что из-за денег, коэффициент растет. А потом посмотрела, у меня же доступ ко всем счетам, денег у него на две жизни хватит при любом коэффициенте. Он мог бы дом у моря купить, там сидеть в шезлонге и на волны смотреть. Как-то сказал, что ему придется здесь умирать. Какое умирать, ему сорок пять всего. А уехать боится.