От воспоминаний о моей Глашеньке (хоть мы и расстались с ней всего-то час назад) как-то на душе потеплело, и сердце забилось сильнее. Вот, не думал я, что втрескаюсь по уши на старости-то лет. Это с виду я сопля зелёная, а внутри всё тот же самый мужик за полтос.

Ну, разве что гормоны молодого тела иногда шалят, да выдают несвойственные моему настоящему возрасту реакции, совладать с которыми иногда очень и очень тяжело. Человек, он ведь помимо духовной составляющей, является заложником своего тела. Инстинкты, рефлексы безусловные…

Да чего только в нас не понамешано. Еще дар полученный вмешивается, перекраивая мой организм под только ему известные нужды. Об этом я тоже в лете Афанасия прочитал, да и Глаша сказывала. Так что держись, товарищ Чума! То ли еще будет?

Из сладостных грез о любимой женщины меня выдернул приближающийся мотоциклетный стрекот. Я завращал головой по сторонам, пытаясь уловить направление, откуда он раздаётся. Но окружающие меня высокие заросли кукурузы не давали ничего рассмотреть.

Выручили меня клубы пыли, поднимающиеся над землей. Дождя долго не было, и сухая грунтовка, по которой мчался мотоцикл, основательно пылила. Я быстренько скастовал заклинание «ловчей сети», не требующее «плотного» манопотока, и запустил его в сторону приближающейся техники.

Мне необходимо было определиться, сколько же фрицев ко мне приближалось? Стоит ли с ними связываться, либо лучше спрятаться в густых и непроглядных зарослях колхозной кукурузы?

Тоненькие невесомые «ниточки» заклинания быстро развернулись, накрыв плотной сетью необходимый участок дороги. И ко мне тут же начала поступать информация: один мотоцикл с двумя людьми. Хотя, какие нацисты люди? Нелюди!

Сеть продолжала разворачиваться вдоль дороги за спиной мотоциклистов, следуя моим «инструкциям». Я хотел проверить, не следует ли кто за ними? Но дорога, к счастью для меня, оказалась пуста. Мотоцикл был всего лишь один. Прямо подарок судьбы! И «доппеля» опробую, и до деревни домчусь с ветерком. Надо только сначала разобраться с его наездниками.

Тут тоже присутствовал определённый риск… Нет, не подумайте чего, я ни в коем разе не испугался. С моими-то способностями ведьмака, пусть даже и с урезанными до минимума, мне пришить двух фрицев не труднее, чем у ребенка конфетку отобрать (хотя опыта с ребенком и конфетой у меня в жизни тоже никогда не было). Тут дело совсем в другом: я помнил своих первых покойников — двух утырков-полицаев, которых забил на кладбище в первый день своего появления. Так вот, за убийство этих нелюдей мне «от дьявольских щедрот» нимало силы капнуло «в ведьмачью карму». А вдруг и сейчас подобная ситуация повторится? А очередного переполнения резерва допускать никак нельзя!

Поэтому я убрал подальше свой зачарованный ножичек — я уже понял, что при его применении энергии мне достается куда больше, чем от обычного оружия. Поэтому использовать я буду самый обычный клинок, которым кстати тоже у фрицев разжился.

Можно, было, конечно, задействовать братишку Лихорука, но и мне и с него тоже доля силы капнет. И, как бы не большая, чем при простом устранении — это смотря каким образом он будет супостатов изводить. Если с особой жестокостью — точно переполнится мой резерв.

Есть правда одна небольшая надежда, что с ростом ведовского чина поступать энергии от устранения врагов будет всё меньше и меньше. Об этом мне и Глафира в своё время говорила, и кое-какие мысли на этот счёт я в лете основателя встречал.

Но четкого определения и градации поступления сил в резерв ведьмака после определенных злодейств, не существовало в принципе. А ведь насколько бы легче стало «работать»?

Думается мне, что каких-то два дохлых фрица-мотоциклиста после устранения целой танковой дивизии особой роли и не сыграют. Но рисковать я всё равно не хотел. Поэтому будем резать, будем бить без применения магии и задействования помощника-злыдня. Авось пронесёт! И по возвращении надо обязательно озаботиться проблемой определения количества имеющихся сил и объёма резерва с точностью «до муллиметра». Но и это подождет — главное, вытащить деда!

В общем, прятаться в кукурузе я не стал, а просто продолжил, не спеша, идти по пыльной дороге в сторону деревни, куда, по всей видимости направлялись и мотоциклисты. Тарахтение движка приближалось, а я даже не думал оборачиваться — все было прекрасно «видно» в магическом «спектре» (смотреть при этом глазами или поворачиваться лицом было совсем не обязательно), только чуть-чуть отошел на самую обочину, чтобы меня случайно не сбили чёртовы утырки. С них станется — ведь за людей они нас не считали. Нечто среднее между скотиной и человеком. Недочеловек. Унтерменш.

Мотоцикл вылетел из-за поворота — дорога в этом месте петляла, и я оказался в прямой видимости оккупантов, несущихся на всех парах. Они тоже меня заметили, я понял это по изменившимся цветам их «гнилых» аур. И «гнилой» — это, отнюдь, не художественное приукрашивание, а реальное состояние духовных оболочек фрицев.

Я заметил такую особенность еще во время моего предыдущего противостояния с немцами. Ауры буквально каждого солдата или офицера были сплошь покрыты черными «гнойниками» язв, разъедающими оболочку за оболочкой. И чем больше мерзостей они творили, тем скорее их души разъедали эти язвы.

Теперь я понимал, отчего так радовалась старая ведьма — бабка Акулины, когда мы закопали двух убитых мною ублюдков-полицаев. Ведь это — идеальные кандидаты на отправку прямиком в ад, способные кормить своей духовной энергией, истекающей через эти «червоточины» демонических тварей, подобных мертвой ведьме. Ведь наши с нею души полностью черны.

Я услышал, как фрицы сбросили скорость — упали обороты движка, и реветь он стал потише. Мотоцикл пронесся мимо меня, обдав клубами пыли с головы до ног. А затем резко затормозил, пойдя юзом и перегородив дорогу. Из коляски выскочит упитанный типок в мотоциклетных очках и, направив на меня «шмайсер», гавкнул по-немецки:

— Stehen bleiben! Wer bist du? Partisanen?[1]

Я остановился и спокойно поднял пуки над головой, не произнеся ни одного слова. Но гребанному фрицу это не понравилось, и он повторил еще раз, но уже на ломанном русском, как будто и раньше это было непонятно. Партизан и по-русски и по-немецки одинаково звучит.

— Кто ты йест? Партизан?

После каждого произнесенного слова немец тыкал в мою сторону стволом автомата, как будто собирался выстрелить. Но, не добившись от меня никакой реакции, он сопроводил это действие еще и словами:

— Не молчайт! Стреляйт буду! Пиф-паф!

Пока немец пытался меня разговорить таким вот неприятным образом, я