class="p1">В комнату зашёл Дёма – хвост трубой, походка деловая. Не скажешь, что ещё нынешней ночью он лежал чуть живой. Дёма остановился около меня, посмотрел на мои колени, словно раздумывая прыгать или нет. Передумал. Сел и начал вылизываться. Из чего я сделал вывод, что он ещё не оправился до конца, но сыт и доволен жизнью. Мне бы так.

Я вздохнул, поднял Дёму, устроил его поудобнее на кровати и снова поплыл за мыслями.

Интересно, капитан Ерохин теперь сбавит пыл? Очень хотелось бы. Иначе жизнь за эти две недели мне покажется адом. А я уже успел полюбить школу.

Мысль о том, что у меня осталось всего лишь две недели, чтобы наслаждаться самым лучшим местом на земле, я гнал от себя. Но она снова и снова возвращалась.

Я всё же задремал. Даже не помню, как улёгся на ноги Григория Ефимовича. Просто лёг и уснул. И Дёма устроился рядышком. Так мы и проспали до того момента, когда Агафья Ефимовна принесла мне ужин. Надеюсь, что спал я недолго.

Она прикоснулась к плечу и разбудила меня, и едва я поднялся, ещё плохо понимая, где я и что происходит, кивнула на стол, где источала приятный аромат капуста, тушённая с мясом, и краснел в стакане клубничный кисель.

Разбуженный Дёма потянулся всеми четырьмя конечностями и перевернулся на другой бок.

Со стороны кухни послышались возбуждённые голоса.

– Рита с Мариной парней кормят, – пояснила Агафья Ефимовна, поправляя Григорию Ефимовичу и без того лежащее ровно одеяло.

Я представил, как парни сейчас упражняются в острословии рядом с раздачей, и мне стало жалко девчонок. Особенно Марину – она такая ранимая, такая хрупкая. А тут двадцать семь… Двадцать шесть, поправил я себя, здоровых парней!

Потом всё стихло, видимо пришёл кто-то из преподавателей и навёл порядок. Интересно, кто? Боря или Игорь Петрович? Или капитан Ерохин? Я представил, как капитан Ерохин ходит между рядами и постукивает ивовым прутиком по ноге, время от времени коротко и хлёстко бьёт особо рьяных острословов, и меня передёрнуло. Нет, пусть это будут Боря или Игорь Петрович. Им не нужен прутик, чтобы мы ловили каждое их слово.

Я переместился за стол, а Агафья Ефимовна присела на край кровати так, чтобы не потревожить котёнка. И он заурчал, затарахтел. Я вздохнул и взялся за ложку. С одной стороны, мне хотелось туда, к парням. А с другой – тут было так по-домашнему уютно, так хорошо, что я снова отодвинул мысли о том, что мне предстоит через две недели.

Я зачерпнул капусты с хорошим куском мяса и уже понёс было ложку ко рту, как вспомнил про Чёрного. И сам не знаю почему мысленно сказал:

«Жертвую лучший кусок мяса тебе, Чёрный! Ешь!»

Чёрный довольно заворочался и тоже заурчал, как Дёма. Мне даже представилось, как он своей бестелесной пастью пытается жевать…

Я посмотрел на мясо и отправил ложку в рот.

Если бы Чёрный существовал в реальности, я отдал бы ему это мясо на самом деле – не жалко. Потому что это неправильно, когда такой голод, как у него. Человек в такой ситуации теряет разум.

Нет, бывают ситуации, когда надо отказаться от еды, потерпеть. Я сам за последнее время несколько раз оставался без завтрака, обеда, а то и без ужина. Но я-то мог потерпеть. А вот Чёрный, похоже, от голода сильно страдал. И вообще, неизвестно, сколько он голодал.

Как бы там ни было, я умял ужин и пожалел, что маловато, но просить добавки не решился. Агафья Ефимовна с такой нежностью и заботой смотрела на брата, что стало неудобно отрывать её.

Однако она заметила, что я допил кисель, и спросила:

– Зачем Сан Саныч увозил тебя?

Это произошло так неожиданно, что я растерялся и ляпнул:

– Он поручил мне устроить… – Я запнулся о слово «теракт» и продолжил: – …представление. В торговом центре. Чтобы люди увидели магию в действии.

И я практически не соврал.

– Какое представление? – строго спросила Агафья Ефимовна.

Она смотрела мне в глаза, и я понял, что не могу обманывать её. Но и как есть рассказать тоже не могу. Поэтому пожал плечами и ответил осторожно:

– Я деталей пока не знаю.

Агафья Ефимовна смотрела на меня и ждала продолжения. А я окончательно сник.

– Говори правду! – потребовала Агафья Ефимовна. – Никто не узнает, что ты рассказал.

Если бы не последние слова, я, может, и рассказал бы. Но тут я понял, что говорить нельзя, и буркнул:

– Я сказал правду.

Агафья Ефимовна ещё немного побуравила меня взглядом, а потом вздохнула и сказала:

– Дело твоё. Но лучше бы ты поделился.

Не знаю, может, и лучше, но я не мог. И не потому, что Сан Саныч запретил. Просто не мог и всё. Григорию Ефимовичу рассказал бы. Агафье Ефимовне не мог. Глупость, конечно, но вот так.

– Иди отдыхать, – сказала Агафья Ефимовна.

– Может, вам помочь чем-нибудь? – спросил я.

– Нужно будет, позову. – В голосе Агафья Ефимовны просквозил холод, и я понял: что-то между нами нарушилось. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь.

Я развернулся и пошёл в свою комнату.

Парни сидели на крыльце и обсуждали Марину с Риткой – какие у них глазки, какие формы… Короче, трепались на тему.

Против обсуждения рыжухи я ничего не имел, а вот обсуждение Марины резануло меня. Но что я мог сказать? Руки прочь от моей девушки? Так ведь не моя она.

Я хотел пройти в комнату, но на меня обратил внимание Николай.

– О, кто пришёл! Привет, дорогой! Ты такое пропустил!

Я глянул на него и усмехнулся. Если он про Марину с Риткой, то я всем нашим парням, вместе взятым, фору дать могу! И тут у меня закралась мысль: а может, я ещё что-то пропустил? И я сказал, стараясь, чтобы голос мой прозвучал насмешливо:

– Если ты про Марину и Риту, то я в курсе.

– А которая из них Марина и которая Рита? – спросил Сергей.

Я уже открыл было рот ответить и увидел, как Мишка бочком отодвигается от меня подальше. Я вспомнил, как чуть не загрыз его… Как Чёрный чуть не загрыз его… Теперь я точно знал, что это был Чёрный. Это не у меня крыша поехала. Но объяснять это Мишке я не стал.

Глава 23

Не дождавшись от меня ответа, Николай засмеялся:

– Да он сам не знает!

Я проигнорировал Николая и повернулся к Сергею.

– А ты пойди, спроси у них. Если захотят, скажут.

– Спрашивал. Не говорят, – Сергей вздохнул так горестно, что все