Естественно ученый знал, что самолеты много эффективнее вертолетов, и раз Салли использует самолет, а не вертолет, на то есть причины.

– Зачем ты все это затеяла? – снова задал вопрос лейтенант.

– Разве ты сам не понимаешь? Мы должны тебя хорошенько расспросить. Не могу гарантировать твою безопасность, Дик, хотя все зависит от тебя.

– Так не пойдет, – мрачно проворчал он. – Я не стану продавать свою страну в обмен на личную безопасность. Так или иначе, у меня почти нет никакой реальной информации, одни догадки. Так что с тем же успехом вы смогли бы допросить своих бактериологов. Эпидемии, которые вы насылаете на нас, более эффективны, чем наши.

Она поправила свои черные волосы.

– Наши бактериологи не эпидимиологи. Нас интересуют не бактерии, Дик, а водоросли.

– Морские водоросли? Почему?

– Ты ведь знаешь, откуда взялась эта слизь в воде и лишайники на земле? Это американское оружие, и Азия в нем нуждается. Мы должны знать их тайну.

– В самом деле? – сдержанно сказал он. – Почему же?

– Не строй из себя невинную овечку, Дик. Ты же отлично знаешь, какие проблемы эти лишайники создали в Сибири. Железные дороги становятся негодными для использования, морские водоросли блокируют реки. Но ты понимаешь, насколько важно снабжение нашего корпуса на Аляске? А для этого нам необходимо вовремя поставлять им уголь и нефть. А пока мы терпим одно поражение за другим из-за отсутствия ресурсов. В финале мы и проиграть можем… Вы, американцы, используете уголь Аляски, а мы вынуждены возить его из Станового через горы, или водным путем через Охотское море, или по железной дороге через мыс Дежнева. Но мы не можем держать рельсы открытыми. Сибирь задыхается от ваших проклятых лишайников.

– Ладно, а что относительно водного маршрута?

– Вода! Суда застряли на всех семи морях. Посмотри сам.

Листер покосился в сторону иллюминатора. Там пятью тысячью футами ниже раскинулся Тихий океан. Теперь его стало видно через прорехи в облаках. Однако поверхность океана выглядела весьма странно, она была не синей, а зеленой, как бриллиант. Приглядевшись, лейтенант увидел два крошечных судна, замерших на поверхности.

– Так плохо! – удивленно пробормотал он. «Что случилось с могущественным флотом Аллена. Неужели адмирал и в самом деле попытался пересечь Тихий океан?» Салли же он сказал: – Это же отлично! Зрелище задавленной Сибири меня вдохновляет.

Впервые за все время их знакомства на лице Салли появились признаки раздражения.

– Долго это не продлится, – а потом так же сердито она продолжала. – Мы выжмем из тебя эту тайну. Не питай иллюзий относительно этого, Дик!

– И это та самая малышка Салли Амбер, которая уверяла, что любит меня?

Внезапно лицо ее стало воплощением настоящей нежности:

– А если я и люблю тебя? Если я и так сделала для тебя, Дик, слишком много?

Он лишь горько усмехнулся.

– И ты думаешь, я тебе сейчас поверю? Я все знаю о принцессе Стефании и ее образовании. Если ты кого и любишь, так только Хана!

– Не Хана, а Азию, – поправила она. – Хан для меня пустое место. Для меня имеет значение только моя страна. А Хан с детства учил меня быть свободной, чтобы любить, кого пожелаю. И все же… И все же… Дик, я никогда не встречала человека, для которого сделала столько, сколько для тебя. Ты значишь для меня меньше, чем вся Азия, но больше, чем любой другой человек в мире.

– И это тоже одна из твоих симпатичных неправд…

Долгое время она молчала.

– Нет. Это не ложь, – наконец объявила она, возвращаясь на свое место возле пилота.

* * *

Больше она не стала говорить с Листером до тех пор, пока через семь часов они не пролетели Хонсю, внизу проскользнули покрытые снегом склоны Фудзиямы. Тогда она вернулась к лейтенанту, улыбнулась ему и мягко произнесла:

– Мне очень жаль, Дик.

– Уф! – только и смог выдохнуть он. – Ты должна торжествовать.

– Только не я. Теперь, Дик, слушай меня внимательно. Хан с тобой церемониться не станет. Большая часть из его оперативных работников – монголы, и возиться с тобой они не будут. Это меня очень волнует.

– Ты должна была задуматься об этом вчера вечером.

– Но я могу спасти тебя от всех этих ужасов. Если ты расскажешь мне то, что я должна знать о морских водорослях элгэ и лишайниках… тогда я смогу гарантировать твою безопасность… Разве это не лучший способ для нас обоих?

– Нет, Салли. Не стану говорить, что ничего не знаю. Но если хочешь, то сможешь убедиться, что я ничего не скажу. Я никогда ничего не скажу такого, что могло бы помочь Азии в этой войне.

Она вздохнула и отошла, однако в ее темных глазах читалось беспокойство. Когда Большой Хинганский хребет показался на горизонте, самолет начал снижаться к Харбину. Лейтенанту даже показалось, что она побледнела, когда передала ключ от его наручников охране. Потом они освободили Листера, а Салли последовала за мрачной процессией в старую крепость, давно превращенную в военную тюрьму. Она не вошла в комнату с каменными стенами, но когда закрывали дверь, Листер бросил прощальный взгляд на ее бледное лицо. В последний момент ему показалось, что губы Салли задвигались и она произнесла что-то вроде «мне жаль».

Но теперь слишком поздно было сожалеть о содеянном, даже если бы он хотел поверить в ее искренность. И ему ничего не оставалось, как горько улыбаться, вспоминая о собственных ошибках, которые и привели к его похищению. Морские водоросли эглэ и лишайники. Агония Азии во власти чумы, причина которой была столь очевидна, что ее мог объяснить любой школьник. К счастью для Америки, криптогамы[25] обильно процветают в Азии, и пока он об этом не скажет, преимущество будет у Западного континента. Пока он не скажет! Он перестал улыбаться и мрачно сжал челюсти. Он не собирался ничего говорить. Пытки или нет, но он должен оказаться достаточно сильным, чтобы хранить молчание.

* * *

Шли часы. Он слышал, как разговаривали в коридоре, но это был один из тех азиатских языков, которого лейтенант не знал. Потом из случайно брошенной фразы на французском он узнал, что Хана нет в Харбине. Он все еще находился на фронте на Аляске. Наконец охрана принесла пленнику кувшин с водой. Вода была неприятной – слизисто-зеленой с морскими водорослями. И еще ему вручили плитку заплесневелого хлеба. Монгол, который принес хлеб, не знал ни английского, ни французского.

Была уже поздняя ночь, когда появились четыре мрачных монгола и коренастый сибиряк. Они отвели его из камеры в кабинет для допросов, расположенный, как казалось, в самом сердце подземелий. Кабинет освещала единственная тусклая электрическая лампочка. Но лейтенант знал, что за ним следит несколько пар глаз и одним из следивших была Салли Амбер. И только ее взгляд не был ледяным и равнодушным. Она сидела во главе стола, и когда глаза пленника чуть привыкли к освещению, он заметил, что вид у девушки обеспокоенный, взгляд тревожный.