Этот ключ был как две капли воды похож на ключ из индийского шкафчика, тот ключ, которым она только что открыла тайник в часах, только в несколько раз больше.

Реставратор Комаровский сразу же определил, что маленький ключик — от часов. Логично предположить, что этот ключ тоже от часов, только от каких-то огромных… такой большой ключ не подойдет ни к одним часам в этой потрясающей коллекции! Это должны быть какие-нибудь башенные часы…

В соседнем зале послышались приближающиеся шаги.

Женя поспешно спрятала коленкоровую тетрадь и ключ в сумку, затем повернула богиню Кали, поставив ее на место и закрыв тайник.

В зал вошла старушка-смотрительница.

Когда она увидела Женю, лицо ее вытянулось: выходит, она ушла, оставив в зале посетителя!

Она хотела было что-то высказать Жене, но, должно быть, сообразила, что сама грубо нарушила инструкцию и лучше не поднимать шум. Тем более что ничего плохого не произошло, девушка выглядит вполне прилично и явно не совершила за несколько минут ничего противозаконного.

Поэтому старушка промолчала и вернулась на свое место.

Женя еще раз осмотрела часы с богиней и направилась восвояси, решив, что больше ничего здесь не найдет и не узнает.

Выйдя на улицу, она еще раз обернулась, чтобы напоследок взглянуть на дворец фон Палена.

Перед входом толпилась очередь любителей бразильского искусства.

А наверху, над входом, красовалась остроконечная башня, в центре которой были большие круглые часы.

Войдя в свою квартиру, Женя ощутила странное чувство.

Обычно, закрыв за собой дверь, она испытывала ощущение уюта и безопасности, чувствовала себя дома. Это чувство дома дало трещину в тот день, когда у нее поселилась Кристина. Какой уж тут уют, когда по квартире расхаживает эта шумная, беспардонная девица, когда всюду валяются ее безвкусные шмотки!

Но сейчас Женя не чувствовала не только уюта, но и безопасности. Здесь, у себя в квартире, она испытывала тревогу и беспокойство.

Она попыталась понять, с чем это связано, — и тут же осознала: все дело в том, что капитан Шерстоухов сказал ей, что Душитель, убийца с шелковым платком, остался жив, не погиб в огне. И Женя чувствовала, он не успокоится, пока не найдет и не убьет ее… Днем она отгоняла от себя эту мысль, а теперь, вечером, ей было очень страшно. Перед глазами встало лицо Душителя, эти его янтарные глаза, светящиеся, как у леопарда… Ужас…

И еще — ключ… у нее в сумочке лежит ключ, ключ от какой-то тайны. Ключ, который нужен Душителю, ради которого он уже убивал и, не задумываясь, убьет снова…

Поэтому, войдя в квартиру и заперев дверь на все замки, Женя спрятала этот ключ в самое надежное место, которое смогла придумать.

Только после этого она заварила себе крепкого чаю, сделала большой бутерброд с сыром и зеленью и достала из сумки тетрадку в черном коленкоровом переплете.

Тетрадку, которая должна была открыть ей тайну.

С чашкой чая и тетрадкой Женя сунулась было в большую комнату… но там все было завалено вещами Кристины, там настолько сильно ощущалось ее присутствие, что Женя развернулась и прошла в маленькую комнату, в единственное место, которое не обжила Кристина. Ох, руки не доходят разобрать жуткие шмотки, да и выбросить что ли…

Устроившись с ногами на раскладушке, Женя отпила большой глоток чаю, впилась зубами в бутерброд и раскрыла черную тетрадь.

18 апреля 1864 года

Вот уже десятый день мы идем из Джайпура в столицу раджи Вашьяруни…

Торопливый летящий почерк, выцветшие от времени чернила, удивительные приключения…

Время летело незаметно.

Перевернув очередную страницу, Женя увидела, что дальше записи делал другой человек. Почерк стал аккуратнее и старательнее, без торопливого наклона, без оборванных, резких росчерков.

И неудивительно — эти записи вели не на коротком привале в индийских джунглях, среди бесчисленных опасностей, а в тишине и покое петербургского особняка.

Женя поставила чашку на подоконник и продолжила чтение.

Меня зовут Анна Чезвик. Я родилась в Йорке, матушка моя умерла, рожая меня, своего первого ребенка. Мы жили вдвоем с отцом очень уединенно.

Отец был странным человеком, я поняла это довольно рано. Он почти не общался с соседями, не имел друзей. Говорили, что в молодости он подавал большие надежды в области науки, но при мне он наукой не занимался. Жили мы небогато, была у нас всего одна служанка — старая глуховатая Элис.

С годами отец стал совсем плох. Он часами сидел в кресле перед камином, глядя на огонь, кто знает, что он там видел. Он мог молчать целыми днями, мне с трудом удавалось пробиться к нему с каким-нибудь пустяковым вопросом. В таких случаях он смотрел на меня, не понимая, кто я и что он тут делает, и порой мне казалось, что передо мной только его оболочка, а душа его не здесь, в Йорке, а в таинственной и жаркой Индии.

Отец никогда не рассказывал мне о своем путешествии.

Однако перед смертью он передал мне этот дневник. Из него я узнала о невероятных приключениях, которые ему довелось пережить в мо-лодости. Поначалу я не поверила в правдивость этого рассказа, но тогда отец показал мне священное ожерелье, которое он хранил всю свою жизнь.

Жизнь моего отца была трудной. В отличие от многих соотечественников, побывавших в Индии, он не сумел составить состояния, более того, потратил и то немногое, что осталось ему от его отца, моего деда, так что он даже не смог обеспечить мне достойное приданое, и я так и не вышла замуж.

Прочитав дневник и увидев ожерелье, я спросила отца, отчего он не продал столь ценную вещь, чтобы поправить свои дела.

На это он ответил, что ожерелье — это дар богини и продавать его нельзя. Его нужно сохранять до тех пор, пока сама богиня не укажет, как следует с ним поступить. Он нарушил волю богини, когда привез ожерелье в Англию, за это она наказала его бедностью и одиночеством, лишила его жены, а меня — матери. И тогда он понял, что не в силах ничего изменить в своей жизни, не стоит и пытаться.

Сначала эти слова показались мне глупыми и неуместными, но после, повзрослев и набравшись ума, я поняла, что отец был прав и ожерелье богини нельзя продавать. Может быть, в заботе о нем и заключался смысл жизни отца, а после его смерти — смысл моей жизни.

Мне так и не удалось найти мужа, не удалось найти и приличную работу на родине, и,