Шрифт:
Закладка:
Нет, агрегаты были отечественными, но медь для генераторов шла из Швеции (а где ее шведы закупали, никто не спрашивал). И медь эта поступала не за деньги, а по бартеру: в отплату шведы получали медный провод в двойной полиэтиленовой изоляции. Все же, несмотря на кризис, в Европе продолжалось строительство нового жилья и даже некоторых промышленных предприятий, да и старое по мере необходимости ремонтировалось — а вот прокладывать электропроводку таким проводом оказалось настолько проще и дешевле (а еще и куда как удобнее для тех, кто в эти здания приходил жить или работать), что умные дяденьки из компании ASEA с удовольствием за тонну готового провода отдавали три тонны черновой меди. Сама концепция «скрытой проводки» была, в принципе, известна — но практика показала, что провод в изоляции гуттаперчевой склонен к возгоранию через несколько лет эксплуатации, поскольку сера, в этой гуттаперче неизбежно присутствующая, довольно быстро медь разъедает. А полиэтилен — нет.
Провод шведы использовали не только «дома», они его с изрядной выгодой продавали по всей Европе — и вот европейцы искренне думали, что покупают продукцию прогрессивной шведской промышленности: согласно условий контракта на наружном слое изоляции через каждый метр были выдавлены буквы «ASEA» и цифры, указывающие на марку провода и их количество в кабеле. А на заводе в Сызрани, где эти провода и делались, на буквы было наплевать, их вообще никто не рассматривал как «указатель на контрафакт»: ну хочет заказчик свое название на проводе видеть, так и бог ему в помощь. Ну, и сызранский кабельный завод тоже.
Но «шведская» медь шла не только в Сызрань, которая отправляла за границу половину произведенной продукции, но и в Сталинград, где небольшой завод «Электромашина» делал электрические водяные насосы и электрические же ветрогенераторы. То есть там делались только сами генераторы, а лопасти пропеллеров изготавливались в Воронеже на авиазаводе. Ну а вышки этих ветряков делались как раз из «сверхплановой» стали. Так как завод был все же действительно небольшим, выпускал он по паре трехсоткиловаттных генераторов в неделю (и по одному стокиловаттнику в сутки), однако пользы эти установки должны были принести немало: их предполагалось ставить по берегам рек и они должны были не деревни освещать, а качать воду в поля. По этому поводу у Лаврентия Павловича были крупные разногласия с председателем Госплана, однако в данном вопросе он верил Старухе больше, чем Глебу Максимилиановичу. Особенно после того, как посланные «в поле» наблюдатели сообщили от «небывало низком» запасе снега на полях…
Конечно, зимой много не настроишь, однако даже зимой строители старались ветровые установки поставить. На что поначалу приходилось тратить очень много электричества от генераторов бензиновых: электричеством грели застывающий бетон фундаментов возводимых вышек. Но обычно после того, как первая вышка на очередном участке начинала работу, с электричеством резко становилось куда как проще: оказалось, что быстро прокинуть времянку с десятикилометровым кабелем довольно несложно, а зимой-то насосы включать для полива полей вообще смысла нет. А вот весной и летом…
Впрочем, ни сам Лаврентий Павлович, ни товарищи Куйбышев и Сталин больших надежд на эти установки не возлагали: все же до посевной завод мог изготовить максимум сотню стокиловаттных установок и два десятка трехсоткиловаттных — а вся их совокупная «мощь» оросить все поля, конечно, была в принципе не в состоянии. Но хоть что-то…
Правда, все же насосов завод делал больше, чем электростанций, а в Коломне уже начали делать устанавливаемые на железнодорожные платформы дизельные генераторы на семьсот пятьдесят киловатт — но и их выпускалось лишь по штуке в неделю…
И на очередном совещании Валериан Владимирович спросил у Берии:
— Я вот честно не могу понять: НТК что, специально против советской власти работу ведет? В колхозы на МТС вы ведь вообще трактора не отправляете…
— Не отправляем, и пока отправлять не будем. По очень простой причине: на МТС, организуемых для колхозов, во-первых, просто нет нужного топлива, а во-вторых, ими некому управлять и чинить. В подсобных хозяйствах НТК мы хотя бы с топливом решить проблему можем, а с трактористами… это же именно подсобные хозяйства заводов, и на пахоту и уборку урожая привлекаются рабочие с заводов, с техникой работать умеющие. А крестьян мы еще года три учить будем — и вот когда выучим, я имею в виду крестьян, в подсобных хозяйствах работающих, то тогда мы сможем организовать учебу и для работников МТС. Лично я вижу у тракторов, которые в Харькове и Сталинграде делаются, одно неоспоримое преимущество: людей очень просто обучить на них работать. Ну да, к осени эти люди половину тракторов сломают, но за зиму научатся их и чинить…
— Я все же считаю, что ваш подход неправильный.
— А я и не говорю, что он правильный, но у нас просто никакие другие подходы не получаются. Сами судите: осенью мы отправили в МТС четыре с половиной тысячи тракторов…
— А могли бы отправить десятки тысяч!
— Но из этих четырех с половиной тысяч обратно на завод в Нерехте пришли почти три тысячи восемьсот, и вернулись они на завод потому, что в мастерских полевых их починить уже просто невозможно, требуется именно заводской ремонт! Мы сейчас в Россоши и в Сальске трактороремонтные заводы вынуждены строить…
— А когда крестьян научите тракторами управлять и они их ломать перестанут, куда заводы девать будете? — поинтересовался Сталин.
— Сориентируем их на выпуск тракторных деталей, чтобы завод в Нерехте мог тракторов еще больше производить, опять же тракторные прицепы делать — заводы в любом случае без дела не окажутся.
— Не окажутся… но что будем осенью делать, если урожай…
— У нас уже есть запас в три миллиона тонн…
— В почти восемь миллионов, — поправил Берию Сталин. — Так что не стоит особо нервничать, тебе, Валериан, в худшем случае придется решать задачу по перевозки всего этого запаса…
Посевная тридцать второго года прошла в целом неплохо. То есть с точки зрения Веры она прошла хорошо, даже не взирая на то, что в казахских и приволжских степях пришлось пересевать почти полмиллиона гектаров:
