Потом прислушался — все тихо.

Шепотом позвал:

— Памфил!

Рядом выросла фигура друга. Оба бросились к долбленкам. Времени было в обрез, поэтому решили взять ту, что ближе. Начали толкать к воде. Тяжелая, зараза!

Внезапно изнутри донесся писк. Памфил с удивлением перегнулся через край: на дне копошились щенки. Он грязно выругался. Но стоило ему протянуть руку, как из темноты к лодке выскочила собака. Тишину ночи разорвал бешеный лай.

Тут же в деревне ответили десятки псов. Послышались голоса людей. Вспыхнули факелы — тавры бежали к лодкам. Хармид с Памфилом налегли: "Дава-а-ай!" Еще оставался шанс уплыть.

Сука не отставала, бросалась под ноги, хватала за штанины. Хармид махнул ксифосом, и она заскулила, отползая в сторону. Но время упущено. Не успеть!

"Уходим!" — рявкнул Хармид.

Оба бросились к кустам. Зашелестели стрелы. Памфил с криком упал. Хармид подхватил его под мышки, попытался тащить. Друг потерял сознание, обмяк. Взвалив Памфила на плечи, иларх начал продираться сквозь подлесок. Но когда впереди выросли скалы, он понял, что с такой ношей подняться на гребень не сможет.

Остановился, тяжело дыша. Потом повернулся лицом к берегу, бережно опустил друга на землю и снова вытащил ксифос. Сейчас появятся тавры, тогда он отправится к Стиксу, где его ждет угрюмый лодочник.

Факелы метались среди кустов. Раздавались разъяренные голоса, злобный собачий лай. Преследователи все ближе. Его заметили, начали окружать. Он бросился вперед. Успел ткнуть одного, рубануть другого, но сзади подкрались, ударили дубиной по голове. Вспышка, боль — и сразу темнота.

Он рухнул как подкошенный…

Хармид очнулся, когда ему в лицо плеснули воды из кувшина. Над ним склонились бородатые люди. Один из тавров что-то прорычал и врезал пленнику по скуле. Потом опять… Иларх чувствовал, что еще один удар — и он снова отключится.

Ему помогли подняться. Тыкая кулаками в спину, повели к выходу из землянки. Связанные в локтях руки пришлось вытягивать перед собой.

Лицо обдувал свежий ветер. Над головой истошно кричали чайки, словно предупреждая: "Тебе конец!" Покосившись на берег, он увидел кучу рыбьих потрохов. Улыбнулся разбитыми губами: нет, еще не конец.

Иларха вели по деревне через толпу людей — как штрафника сквозь лагерный строй. Тавры гневно кричали, бросали в него камни, а старухи плевались вслед пленнику беззубыми ртами. Из-за спин взрослых выглядывали дети — такие же оборванные и грязные. С длинных шестов таращились полусгнившие головы.

Собак конвоиры отгоняли древками копий. Отскочив после удара, те все равно бежали рядом, ожидая удобного момента, чтобы тяпнуть чужака. Хармид отбивался ногами, одна из штанин была изорвана в клочья.

Пленника втолкнули в землянку. В нос шибануло кислым. Поднимавшийся от очага дым висел под потолком густой удушливой пеленой.

Иларх закашлял. Пинком под колени его опустили на пол.

— Ты грек? — спросил большой лохматый человек с гроздью амулетов на шее.

— Да.

— Откуда?

— Из Пантикапея.

— Зачем убил сторожа?

— Лодка была нужна, — прохрипел иларх. Не дав лохматому задать следующий вопрос, перебил: — Где мой товарищ?

Удар в ухо — и он опрокинулся на бок. Звон в голове стал нестерпимым. Хармид стиснул зубы, пытаясь побороть боль. Балансируя на грани реальности и забытья, он хотел одного — тишины.

Словно издалека донесся голос:

— Спрашиваю я.

Когда зрение снова сфокусировалось, иларх улыбнулся:

— Кончайте уже, что ли.

— Нет, — спокойно и серьезно объяснил хозяин землянки, — умрете на рассвете. Ваши головы будут сторожить деревню.

"Памфил жив, — успел подумать Хармид. — Даже и не знаю, хорошо ли это".

Его рывком подняли на ноги и выволокли из землянки. Под улюлюканье толпы потащили к реке. Хармид увидел большую клетку, которая свисала с ветки дуба над водой. Тавры бросили лестницу, провели по ней пленника, швырнули на пол.

Клетка покачивалась.

Памфил!

В спине лежащего ничком друга торчал обломок стрелы. Иларх подполз к нему, осторожно тронул ногой. Тот глухо застонал, не приходя в сознание.

"Может, это и к лучшему, — решил Хармид, — умирать в беспамятстве легко".

Огляделся. Пол измазан испражнениями и кровью. Сквозь щели между жердями виднеется мутный коричневый поток. Грязь, вонь.

"Сколько же человек ждали здесь казни?"

Остаток ночи иларх просидел, привалившись спиной к стене. Смысла жить дальше он не видел. Перед глазами прошли битвы, лица друзей, редкие минуты счастья с женщинами. Кровь, ярость, лишения — вот в чем состояла его жизнь. Да — он убивал, да — жестоко, чаще по приказу, иногда с удовольствием. Но это жизнь солдата, если ты ее выбрал, ты — поставщик Харона.

И вдруг разозлился: "Я не жертвенный баран! Шею под нож подставлять не буду. Поведут на берег — оттолкну конвоира и прыгну в воду. Выплыву — хорошо, нет — умру как воин".

Помолился про себя Аполлону Боэдромию, просил достойную смерть.

Перед рассветом пришли тавры. Памфила выволокли наружу и подтащили к бревну. Сквозь прутья клетки Хармид видел, как его пинали ногами, чтобы привести в чувство.

Свет факелов освещал капище. Лохматый тавр в высокой шапке, украшенной золотыми бляшками, завывал перед деревянной статуей змееногой богини. Столпившиеся вокруг селяне подпевали нестройным хором.

Памфила убили на восходе солнца — буднично, просто отрубили голову, как курице. Только он не махал крыльями и не дергал судорожно лапами. Его тело сползло с бревна бесчувственным куском мяса. Голову насадили на шест, который воткнули перед идолом. В мертвых глазах друга застыла мука.

Глядя на казнь, иларх скрипел зубами. В нем проснулась жажда жизни. Так умереть он точно не хочет. Но бессильным гневом не убьешь врага, не разрежешь путы. Оставалось смириться с участью и приготовиться к концу. Нет — утопиться!

Плеск воды, потом шепот:

— Хармид!

Голос раздавался из-под клетки. Он увидел, как чьи-то пальцы снизу обхватили жердь. Затем из щели показался нож. Иларх подполз, начал тереть веревку о лезвие.