Шрифт:
Закладка:
Пришлось взять вправо, чтобы обойти бухту по берегу. Посмотрев назад, Брейко увидел преследователей совсем рядом. Геты остановились, развернулись, приготовились принять уцар. До них донесся рев: "Кибела!"
— С нами Залмоксис! — заорал Брейко и воткнул копье с вымпелом в песок, словно отмечая границу, за которую нельзя отступать.
Всадники сшиблись.
Греки тыкали копьями куда попало — на голос, ржанье коня, в темное пятно перед собой. Крики ярости, вопли раненых, треск щитов и глухие удары — звуки драки перекрывали шум непогоды.
Геты сначала кидали дротики, потом выхватили махайры. Лезвия вспарывали льняные хитоны, разрубали обтянутые кожей плетенки. Блеск отточенной стали нёс боль и смерть.
Бились жестоко, безжалостно, наповал.
Упавшего топтали кони.
Вот один из гетов получил удар копьем в живот. Согнувшись, повалился на землю. Грек соскочил, хотел добить, но раненый в последнем рывке всадил в него махайру. Оба скорчились в грязи, подтянув ноги к груди.
Другой грек откинулся в седле, из рассеченного горла бьет кровь. Конь, не чувствуя узды, понесся в степь. Всадник сполз на бок, рухнул в траву, замер…
Нападавшие брали числом.
Геты отчаянно отбивались. В пылу схватки Брейко не заметил, что конь уже по колено в воде. На него налетел гиеродул, лупит мечом, он едва успевает подставлять щит. Треск — и лезвие распороло рукав кожаной рубахи, рука стала чужой. Он с криком бросился на соперника. Схватив за хитон, потянул на себя. Оба рухнули в воду. Брейко навалился сверху, не дает греку высунуть голову.
"Сука! Сдохну, но не отпущу!"
Грек затих. Брейко поднялся, вытащил из-за голенища сапога нож. Пошатываясь, пошел к берегу.
"Сейчас я увижу Залмоксиса".
Что это? Казалось, схватка только разгорается. Греки сцепились с какими-то людьми. Те теснят, наседают, поднимаются и опускаются топоры. Гет молча наблюдал за побоищем.
Вскоре все закончилось. На песке вповалку лежали мертвые гиеродулы. К Брейко шли люди. Он просто стоял в воде, ничего не понимая, безучастный к тому, что с ним будет.
Первым вышагивал парень — высокий, плечистый.
На ходу позвал:
— Иди сюда! Мы тебя не тронем.
— Ты кто? — спросил гет.
— Фаний. Пахарь.
— А они? — Брейко показал рукой на темные тени.
— Тоже пахари. Мы тут сами по себе… Вроде как свободные дружинники. Ловим всякую мразь, которой в степи делать нечего. А эти, — он кивнул в сторону мертвых гиеро-дулов, — выкрикивали имя Кибелы. У нас в общине строгие нравы, мы — греки и почитаем олимпийских богов, как учили наши отцы. Фригийским изуверам здесь не рады. Тьфу!
Он яростно сплюнул, потом спохватился:
— Ты про себя-то расскажи. У вас вымпел правильный, но твой выговор выдает метека.
Фракийца усадили, замотали рассеченную руку ветошью, протянули мех с вином. Дождь прекратился, облака разбегались в рассветном небе, словно испуганные овцы.
— Я — гет из дружины Спартока. К нему мы и шли, чтобы важную весть передать, — устало сказал Брейко. — Он сейчас в Китее. Умри, а дойди! Вот они и умерли.
Он с грустью посмотрел на тела товарищей.
— Хорошо дрались, — с уважением сказал пахарь. — Когда вернемся в деревню, заколем в их честь быка на алтаре Зевса Арея.
Крестьяне одобрительно зашумели.
Фаний продолжил:
— Спарток нам друг. Он Китей освободил. С таврами у нас свои счеты. Все, кого ты здесь видишь, от них пострадали. У кого отца убили — как у меня, у кого всю семью вырезали. Вот мы, кто живой остался, и сбились в кучу. Тавров хорошо пощипали, когда они назад катились… Так?
Он обвел глазами дружинников. Те закивали, заговорили все сразу. Пахарь накинул на плечи фракийца сухой гиматий.
— На-ка, надень, а то мокрый весь. Куда теперь?
— В Китей.
— Мы тебя проводим.
— Так вы это… давайте к Спартаку на службу. Он хорошо платит.
— Нет, — Фаний отрицательно мотнул головой, — нам чужой командир не нужен, мы свободу любим. А степь большая — всем места хватит. Да и пашня без присмотра зарастет… Правильно я говорю? — обратился он к товарищам.
Те снова согласно загудели.
Вскоре отряд двинулся к Китею. Когда с вершины холма открылась гавань, за которой виднелся мыс, покрытый белыми кубиками построек, Фаний приказал остановиться.
— Дальше сам, — сказал он Брейко.
Степные дружинники исчезли в овраге…
Спарток завтракал. Увидев товарища, удивленно вскинул брови. Брейко заговорил, и миска с ломтями козьего сыра отлетела в сторону. Тонко звякнул серебряный ритон, ударившись о блюдо с лепешками.
Одрис выскочил во двор, потребовал коня. Солнце еще вставало над морем, а ила уже мчалась в сторону Пантикапея.
"Только бы успеть! Только бы успеть!" — отчаянно думал Спарток.
4Собачий лай стих. Наступила ночь, пора была спускаться к деревне тавров. Хармид с Памфилом ушли первыми. Язаматке отдали попоны, сунули пиксиду и велели держаться сзади. Как только лодка будет спущена на воду, ей свистнут.
Иларх протянул нож с костяной ручкой:
— На, пригодится.
Потом добавил:
— Если услышишь шум схватки, бросай все и беги.
Он понимал, что по-хорошему надо бы дождаться предрассветных сумерек, когда сон особенно крепок, но уж больно надоело сидеть в лесу. Хотелось идти вперед, что-то делать.
Спускались долго и осторожно. Прислушиваясь, стараясь не наступать на сухие ветки. Внимательно смотрели по сторонам, насколько позволял скупой лунный свет.
Вот и берег.
Море тихо лизало гальку. Возле костра ссутулился человек, тихо напевая под нос. От горшка на камнях доносился запах ухи. Вдоль кромки прибоя темнели силуэты лодок.
Хармид замер: если идти по голышам, караульщик услышит. Можно бегом, но расстояние не позволяет напасть неожиданно. Что делать? Показал рукой Памфилу: стой здесь. Двинулся дальше по подлеску, ступая словно кошка — мягко и беззвучно.
Когда до костра оставалось не больше десятка шагов, он рванул вперед. Тавр