— Что ты с ними сделала? С обеими — с теткой Валентиной и нотариусом?

— Застрелила. Пистолет был с глушителем, так что в санатории никто ничего не услышал. Я потом гонорар, который пообещала нотариусу, прямо ей в рот засунула. Пусть подавится! И вот ведь не побоялась баба эта поехать в лес, понимала же, что больная тетка подпишет доверенность под моим давлением! И я подумала тогда, что она в своей жизни и не такие сделки совершала. Уже нажилась она так, что хватит с нее… Словом, мне не было ее жалко. Ну, нисколечко.

— А пистолет-то откуда?

— У Саши был. Тоже от отца остался. Да сейчас пистолет найти — как два пальца…

— Что было потом?

— Ничего. Спрятала трупы в кустах, отряхнулась, вышла на трассу, остановила машину и вернулась в Сургут. Пожила тихонько пару дней в квартире Валентины. Поняла, что к ней никто не приходит, никто ей не звонит и что она вообще никому-то на этом свете и не нужна была. Стало быть, ее не скоро хватятся. Хотела ее квартиру продать, ведь доверенность у меня на руках была, да побоялась, что привлеку к себе внимание. Я долго думала, как мне поступить, пока не нашла в обувной коробке тетки все ее сбережения. Не так уж много там и было, но все-таки… Вообще-то в ее квартире стояла такая вонь от всех этих мазей и примочек! Она же еле передвигалась. Повсюду грязь страшная… Если бы я решила продать ее квартиру, то пришлось бы сначала привести ее в порядок, да и пожить там какое-то время, пока не найдутся покупатели. Словом, решила я не тратить время, не рисковать, а прямиком приехала в Саратов, к сестричке…

— Стоп! — И тут Гурьев взял свой коричневый, из мягкой кожи, портфель, положил его на стол, открыл его и принялся доставать оттуда какие-то предметы. Бутылочки, коробочки, пакетики… Потом он собрал все это в кучку, сгреб в ладони и протянул Жене: — Давай-ка, покажи, как ты это делала! Каждый день. Каждое утро. Покажи, как ты каждый раз готовилась к своей роли!

Лиза, уже начавшая догадываться о том, что тут происходит, не отрывая глаз наблюдала, как изменилось выражение лица Жени, когда Гурьев предложил ей проделать то, в чем она уже набила не только руку, но и, что называется, ногу… Казалось, что Женя и сама испытывает определенное удовольствие от того, что ей представляется возможность блеснуть перед ними своими талантами. Ведь прежде она ни единой душе не могла открыться и продемонстрировать свои способности.

— Глаша, принеси, пожалуйста, девушке зеркало, — попросил Гурьев.

Через несколько минут, внимательно глядя на себя в зеркало, Женя, использовав коробки с гримом и надев парик, превратилась… в Валентину. За какие-то пять-десять минут! Она быстрыми ловкими движениями нанесла на лицо паутину коричневых линий, и оно словно вытянулось, приобрело совсем иную форму! Несколько штрихов кистью — и готовы «ожоги» и прочие неровности «обожженной», не знавшей кремов и ухода кожи.

— Дима, как ты догадался?!

— Я нашел под ванной клочок бумаги, на котором типографским способом было написано — «Grimige». Это наша, отечественная фирма, выпускающая театральный грим. И там же, под ванной, лежала небольшая коробка с крупными валиками, скатанными из ваты, которыми наша героиня набивала свои чулки и носки, чтобы придать им форму воспаленных, распухших суставов… Положить на столик в своей комнате препараты, которыми лечат артрит и другие болезни суставов, не составило для Жени большого труда. Но она допустила множество проколов! К примеру, она время от времени машинально делала порывистые движения, как совершенно здоровый человек. Основные «ляпы» Женя сделала, правда, уже после того, как я все узнал, побывав в Москве и в Сургуте. И мне было смешно слышать, как она вместо названия «Барсовая гора» — а это одна из самых известных достопримечательностей Сургута! — говорит про нее «Барсучья». А когда я плавно перевел разговор на музеи и спросил, есть ли в Сургуте музей, она тоже не могла мне ничего вразумительного ответить. А ведь Валентина, когда она была еще в состоянии двигаться, работала… смотрительницей музея!

— Гад, — спокойно резюмировала Женя. — Но все равно мне многое удалось! Соня сразу, сразу приняла меня и поверила в то, что я — Валентина, ее больная тетка. Она жалела меня, покупала мне лекарства, делала массаж, но массировала все, что угодно, только не «воспаленные суставы». Она знала, что любое прикосновение к ним доставит мне невыносимую боль! Я очень даже хорошо справлялась со своей ролью! Просто прекрасно! К тому же я появилась у нее в самый подходящий момент ее жизни, когда она была сломлена. Унижена — от нее ушел любимый человек. Не знаю, поверите вы мне или нет, но мы планировали с ней… убийство Веры Клец! И это забавляло меня. Мне казалось, что мы с ней и в самом деле настоящие близкие люди, сестры… Иногда мне казалось, что я не смогу убить ее, что это просто невозможно, ведь я к ней так привязалась… Но имело место одно обстоятельство нашего совместного проживания, которое придавало мне сил и настраивало меня против Сони. Это ее высокомерие! При всей ее доброте! Я понимала, что нужна ей только до тех пор, пока она не совершит задуманное. А потом она бы меня, скорее всего, убила. Как свидетельницу ее безумств. Я была уверена, что после убийства Веры она бы пришла в себя и ужаснулась тому, что совершила.

— Значит, это была Сонина сулема? — спросила Лиза.

— Да, она тоже досталась ей в наследство от бабки. Вот так мы долгими вечерами и планировали убийство Веры. Разыгрывали страшные сцены ее смерти. Но Соня очень боялась, что ее вычислят, поэтому все тянула, тянула… Хотя попытки все же были. Она подмешала сулему в холодный кофе, проникнув в кабинет Веры. А потом, совершив это, сходила с ума от страха! А когда узнала, что Вера жива, вздохнула с великим облегчением. Были еще попытки, наивные, детские — банка с водой, сброшенная на голову Вере, неудавшийся наезд… Нет, я считаю, что ревность, месть сопернице — все это ничтожные мотивы по сравнению с моими.

И только представьте себе мои чувства, когда однажды Соня позвала меня в ванную комнату и показала тайник! И я увидела эти невероятные по красоте и стоимости табакерки, броши… С ее стороны это был жест полного доверия. И тогда я поняла, между прочим, что теперь-то я точно обречена. Если еще одна попытка убить Веру окажется удачной и