что в здании появляются осадки и трещины; слухи распространялись настолько упорно, что на постройку стали приезжать представители Моссовета, и меня вызвал для объяснения прокурор. Я спокойно объяснил ему, что в бетонной конструкции нами специально были сделаны разрывы, так называемые температурные швы, и прокурор нашел необходимым выступить в печати с опровержениями, которые и были помещены в газетах за его подписью. Приехав однажды утром на постройку, я был обеспокоен сообщением, что один из моих служащих, агент по закупкам Минин, и старший десятник И. И. Хренков арестованы. Хренков, честнейший и прекраснейший работник, известный мне уже в течение многих лет, был через несколько дней освобожден, но вскоре был арестован мой помощник, инженер Вульферт, что привело меня уже в большее смущение. Оказалось, что Вульферт стал жертвой возмутительного доноса, будто бы он взял взятку с поставщика лесного материала. Четыре месяца продолжался арест Вульферта, после чего он был отдан под суд. Во время следствия меня много раз допрашивал следователь, и из ГПУ брали книги и документы. На суде я фигурировал в качестве главного свидетеля и дал подробные показания, после которых других свидетелей почти ни о чем не спрашивали, и суд вынес Вульферту оправдательный вердикт. Впоследствии я настоял на его обратном приеме на службу с прежним содержанием. Он прослужил на постройке еще целый год, но не в качестве моего помощника, а на более спокойной работе. Минин, который, как оказалось, действительно брал мелкие взятки, десятками рублей со скупщиков старых материалов, был осужден к заключению в тюрьму, где и умер через несколько недель.

За время постройки «заработали» завистливые языки; сначала стали распространять нелепые слухи о моем аресте, о внезапной смерти, о сумасшествии. Потом стали уверять, что в здании появляются осадки и трещины; слухи распространялись настолько упорно, что на постройку стали приезжать представители Моссовета, и меня вызвал для объяснения прокурор.

Вторым моим помощником был очень способный молодой инженер товарищ Фейгин, он, однако, вскоре уехал на постройку железной дороги в Средней Азии. Его сменил мой большой друг С. 3. Гинзбург[77], который поступил на постройку телеграфа еще студентом. Этот способный инженер дал чрезвычайно много своей работой по расчету железобетонных конструкций и в своей административной деятельности. В настоящее время он занимает очень высокий пост в ВСНХ [78], но я уверен, что он, как и я, сохранил самые лучшие воспоминания о нашей совместной работе.

Как-то я, когда обходил работы ночью, шел в темноте по хорошо знакомым мне местам и свернул направо, где был переходный мостик через глубокую выемку около стены. Но на сей раз мостик был разобран, и я упал на дно выемки с высоты около шести метров; я сильно ушиб себе голову и все тело, но никаких переломов и вывихов не было, потому что, к счастью, я упал на бунты толстой железной проволоки, которые сыграли роль рессор. Я боялся, что это падение будет иметь для меня плохие последствия, и решил его «загладить»: я начал, несмотря на сильную боль, ходить по стремянкам вверх и вниз, а немного оправившись, пошел в артистический кружок и выпил там пять рюмок водки, после которых дома быстро заснул; я встал утром, хотя и разбитый, но уже с заглохшим воспоминанием о неприятном инциденте.

Центральный телеграф

Москва, ул. Тверская, 7

Здание выполнено в стиле рациональный модерн, переходном от модерна к конструктивизму. Интересно, что профессиональное сообщество посчитало проект не отвечающим духу времени, и в конструктивистском журнале «Современная архитектура» вышла статья под названием «Так строить нельзя».

Однако проект И. И. Рерберга соответствовал всем требованиям монументальности и функциональности зданий. Инженер по обыкновению тщательно разработал все детали. Благодаря монолитному железобетонному каркасу и выносу лестниц за пределы здания удалось устроить просторные помещения и выполнить широкое остекление постройки. Верхнюю часть башни телеграфа венчают чугунные решетки, а центральную украшает ранняя версия советского герба – земной шар в обрамлении двух снопов пшеницы, по бокам которого расположены серп и молот, а наверху помещается красная звезда.

Уникальный декоративный элемент здания – часы с колоколом. Витражный циферблат часов, предположительно выполненных в Германии в начале ХХ века, подсвечивается, а колокол расположен на крыше.

Официальное название Центрального телеграфа в годы окончания строительства – Дом связи имени Подбельского. Кроме телеграфа в нем располагались почтовое отделение, междугородная телефонная станция, радиоузел и Наркомат почт и телеграфов (Наркомпочтель).

В 2020 году стало известно, что здание превратится в многофункциональный комплекс, фасады и интерьеры, входящие в предмет охраны, будут отреставрированы.

Прошел месяц, синяки мои зажили, и вдруг у меня отнялась правая рука; я с трудом мог ее поднять, а пальцы не могли держать карандаш и ручки пера. Я отправился в лечебницу доктора С. Ф. Майкова, который мне указал на болезнь нерва вследствие сильного ушиба; после трехнедельного лечения массажем и электричеством рука моя была вновь здорова.

Уже в конце внутренних отделочных работ, которые несколько задержались из-за сложности оборудования помещений телеграфа и дополнительных работ, связанных с размещением самого Наркомата, прежде не предполагавшего перебраться в новое здание, явился представитель профсоюзных организаций, некто Клих. Он стал предъявлять ряд требований, которые раньше не были оговорены. Большинство этих требований и замечаний не имели серьезного значения и вызывали только дополнительные расходы. Однако проявленная в данном случае уступчивость со стороны председателя комитета Г. Л. Волленберга осложнила дело приемки здания и внесла целый ряд разногласий, решением которых должен был заняться РКИ [79]. Это время было одно из наиболее неприятных за все время постройки и несколько испортило общее впечатление от удачно проведенного строительства.

В конце 1927 года политические обстоятельства заставили И. Н. Смирнова оставить место наркома и уехать на Кавказ; он временно жил около Карса, а затем был в Сухуми и управлял деревообделочным трестом. Я снова видел его во время кратковременного пребывания в Москве, откуда он уехал в Саратов для организации постройки завода комбайнов. В настоящее время он вернулся в Москву и будет работать здесь.

В конце первого года постройки телеграфа к нам в контору неожиданно приехала комиссия в составе шести или семи человек для производства внезапной ревизии. Эта ревизионная комиссия производила свои обследования в течение двух месяцев и, наконец, представила доклад, в котором основное внимание уделялось работе бухгалтерии, но были высказаны некоторые замечания и по технической части. Доклад этот показал полное незнание лицами, составляющими комиссию, дела строительства и строительной бухгалтерии; наш комитет пригласил их для совместного обсуждения высказанных ими замечаний