Вскидываю брови – давно? Месяца не прошло со дня нашего знакомства. Хотя у меня тоже ощущение, что мы с Димой давно знакомы.

– Ты с Вероникой еще не встречалась?

– Вчера как раз познакомились, – вздыхаю, вспоминая концерт в приемной. Пока не понимаю, зачем в нашем разговоре жена Олега.

– Не очень она тебе, да? Своеобразная женщина. А она любит моего сына, я это вижу и чувствую. А Олег любит ее. Алиса пока не понимает этого, но думаю, ей нужно время. 

Соглашаюсь легким кивком. Подросткам сложно принять чужого человека в семью в качестве половинки одного из родителей.

– Алисина мать уже третий раз замуж выскочила, не до дочки ей, по миру катается. Девочка себя брошенной чувствует, на Нику злится, на отца. Тяжело видеть, как ребенок без материнской любви страдает, да еще возраст такой... и характер.

– Дима любил Юлю, – продолжает Любовь Михайловна. "Любил" отзывается колючей ревностью в груди. – Смотрел на нее, как на божество какое, а она позволяла себя любить. Я в их отношения не вмешивалась, с советами не лезла, наоборот, поддерживала как могла. Видела, что не любит она, но ждала, что изменится, полюбит со временем моего сына. А она потом еще больше отдалилась...

"Потом", как я понимаю, это то, что произошло с Дим Димычем, что исказило его внешность. Я до сих пор стесняюсь спросить, что за трагедия случилась с ним. Не понимаю, как можно не любить Диму? Он же идеальный! Или он такой только со мной и Мариной?

– ... И Дима остыл со временем, замкнулся. Будто потерялся. Когда Юлю выставил, я думала, ему еще хуже будет, боялась, сорвется как Олег после развода. А нет. Он цветет. Не иначе, думаю, влюбился. Да и ты тоже, – Любовь Михайловна мягко смеется, я смущенно улыбаюсь ее словам, заслушавшись откровений. Прячу глаза – все–таки спалились. – Только слепой не заметит, как ты смотришь на моего сына и как мой сын относится к тебе и твоей дочери.

– Марина в Диме души не чает, – тоже признаюсь. – У нас у всех любовь с первого взгляда случилась.

– Ты замужем?

– Нет, – вспыхиваю от неожиданного поворота беседы.

– Отец у Марины есть?

– Нет… – улыбка сползает. Набираю полную грудь воздуха – мы затронули больную тему. – Он погиб... до рождения дочери. Несчастный случай, – все–таки голос дрогнул. Думала, отболело за столько лет, а нет, все равно больно.

– Мне очень жаль, – искренне.

Глотаю ком в горле. Пряча эмоции, встаю и собираю тарелки со стола стопкой. В глазах мутно. Одна слеза все–таки срывается с ресниц. Я столько лет не плакала по Славе, глуша в себе боль утраты, замещая ее любовью к дочке.

– Простите, – почти шепчу. Глубоко дышу, чтобы успокоиться.

– Ничего, всякое в жизни бывает. Это пройдет.

Я знаю. Благодарно улыбаюсь женщине за понимание. Она помогает мне с уборкой.

– Дима у вас замечательный. Мужчина–мечта.

– Он очень добрый. Смотри, не разбей ему сердце. Если у вас все серьезно, то я только рада.

Последние слова Диминой мамы вызвали тепло в груди. Она, считай, благословила наши с Димой отношения.

– А девочку привозите, мы присмотрим. У нас тут не скучно. И Алиске подружка, и мне еще одна помощница не помешает. Если захочет, может и с ночевой остаться, да и вам места хватит, дом большой.

– Спасибо вам. С Мариной вы меня и правда выручите. Только она у меня та еще непоседа. Боюсь, вы мне ее завтра назад вернете.

– Это мы еще посмотрим, – посмеивается Любовь Михайловна. – Пойдем, поищем наших девочек, затискали, наверное, бедную Чернышку с котятами. 

Из гостиной я иду за Любовь Михайловной. Разговор с ней снял напряжение. Хорошая женщина и сыновья у нее замечательные, особенно младший. Фотографии Олега и Димы замечаю то тут, то там на стенах. У Олега в юности волосы были светлее, чем у Дим Димыча. Оба красавцы.

– У вас очень красивый и уютный дом.

– Это мальчики мне купили, – не без гордости. – В городе скучно на пенсии, а тут сад, огород, живность всякая. Релакс, как Алиса говорит.

– Любовь Михайловна, – решаюсь спросить ее о том, что вот уже два дня не дает мне покоя, – а вы давно Юлю видели? Пока Дима был в командировке, она искала его, к Олегу на работу приходила. Вы случайно не знаете, зачем ей Дима?

– Она мне звонила неделю назад, спрашивала про него, но зачем – не сказала.

Мысленно ставлю себе заметку поговорить об этом с Димой. Пока мы не будем знать, что ей от него нужно, бывшая невидимкой так и будет стоять между нами.

– Здесь она вряд ли появится, – словно прочитав мои мысли, успокоила женщина. – Она сюда редко приезжала, а последние полгода я ее вообще не видела. На шпильках по моему огороду ходить ей не нравилось, – вроде без злобы, но с потаенной обидой в голосе.

– А мне так хотелось у вас босиком по траве побродить, – признаюсь честно.

– Ой, да сколько угодно.

Пропустив череду дверей в другие комнаты, мы попали в нежилую, почти пустую, только вдоль стены стеллажи стоят.

– У меня здесь овощи обычно хранятся, осенью будем забивать кладовочку, – поясняет Димина мама. – А пока кошке с котятами отдали ее.

В дальнем темном уголке стоит коробка, а рядом с ней сидят на корточках девочки. У Алисы в руках черный пищащий котенок, у Марины два – черный и рыжий. Из коробки торчат настороженные черные уши взрослой кошки. Она звонко и коротко помуркивает, словно предупреждает, чтобы держали ее детей аккуратно.

– Мама, смотри какие хорошенькие!

Марина протягивает мне маленький оранжевый комочек. Беру его в ладошку. Тот фыркает и тыкается розовым мокрым носиком в пальцы. Глазки открытые, но без фокуса. Лапки неустойчивые. Глажу его по головке и спинке.

– Хорошенький.

– Ага. А эти два черные как их мама.

– Так их же ночью совсем не видно.

– Угу, – соглашается Алиса, – несколько раз на Чернышку нашу наступала, теперь на ночь запираем ее здесь.

– Мама, Алиса говорит, котятки скоро подрастут и им надо новый дом искать.

И глазки. Ох, уж эти глазки. Я знаю, на что намекает дочка. Отдаю ей рыжего. Пищит маленький.