А Дима так целует, что сердце замирает, а потом ухает куда–то вниз живота и там раздувается до невероятных размеров. Вот–вот взорвется.

– Дима! – шепчу, оторвавшись от ненасытных губ, чтобы глотнуть воздуха. – Чудовище мое в человеческом обличии! Нас же увидят!

– Видишь, что ты со мной делаешь? – жесткие губы смещаются в сторону. Теперь поцелуи достаются кончику губ, щеке, скуле, двигаются к ушку и выше – к вискам. – Я потерял голову из–за тебя.

Резко смещаются к шее, попадают на чувствительную пульсирующую венку, слегка прихватывают кожу.

– Найди ее. Она тебе еще пригодится. Ах!

Тело пронизывают тончайшие нити электрического тока. Ноги слабеют. Я бы упала, если бы не Димины руки на талии и надежная опора в виде ствола дерева сзади.

– Это только начало! – рычит оголодавший мужчина, скользя языком ниже, к зоне декольте, оттягивая ворот блузки.

Щекотно и жарко одновременно. Я извиваюсь под натиском наглых губ обезумевшего мужчины. Достигаю высшую степень неудовлетворенности, но знаю, что это только начало. Мучиться и мне, и Диме еще несколько долгих дней.

– У меня здесь своя комната. Хочу тебе ее показать, – о том же самом думает мой искуситель.

– Заманчиво, но нет. Это неудобно! Ах! Дима, я тебя начинаю бояться.

– Трепещи, женщина, – жарко урчит, поднимаясь по шее вверх, – твое чудовище вышло из спячки и жаждет любви…

– Мама еще не приехала. А здесь... Нет...

Губы не заняты, дышать можно, но не получается. Легкие сжаты, в груди полный вакуум. И не только в груди. Под этим деревом нет воздуха, и, кажется, во всем поселке и в целом на планете он кончился.

– Значит, я буду сводить тебя с ума своими поцелуями, пока мама не приедет, а потом украду…

– На всю ночь?

Дима отвечает одновременно с вопросом Алисы, что кричит нам где–то неподалеку:

– Эй, ну где вы там?

А что ответил Дима, я не разобрала, но мне показалось:

– На всю жизнь.

Мы замираем, глядя друг на друга, сбивчиво дыша, а потом беззвучно прыскаем от смеха. Еще не хватало здесь спалиться.

– Идем–идем! – кричит, обернувшись, Дим Димыч и снова "возвращается" ко мне, нежно обводит костяшками пальцев контур лица.

– Поцеловав тебя в первый раз в нашем кафе, – говорит практически в губы, – я мечтал снова повторить наш поцелуй. И не один раз.

– Эй, это вообще–то мое желание! – тихо возмущаюсь, растекаясь желейкой от низкого голоса своего чудовища.

– Да? А почему раньше не сказала? 

– А ты почему раньше не сделал?

– Понял, исправлюсь. А теперь надо идти. Нас ждут.

И, коротко чмокнув меня в пылающие губы, Дима поправляет мне растрепанные волосы. Смахиваю с его плеч листики. Мы те еще шкодники. Губы у обоих горят, в глазах лихорадочный блеск, ноги ватные.

– Как теперь показаться в таком виде твоим родственникам? Они же поймут, почему мы потерялись и примут меня за легкомысленную девицу.

– Они примут тебя за мою любимую женщину.

Дима берет меня за руку, забирая торт, ведет за собой из нашего укрытия.

– Ты недавно расстался с другой… – говорю ему в спину. – Они не поймут, не примут.

Дима разворачивается, свободная рука ложится мне промеж лопаток. Успокаивающий, невероятно теплый, уютный жест.

– Запомни, нет никакой другой. Есть только ты и я. И вы с Мариной – мой выбор, кто бы как это не принял.

Уверенно, четко, не моргая. И я верю. Никому бы не поверила, а ему верю.

Дима выводит нас с другой стороны дерева. Мы идем по коротко стриженому газону в сторону частично спрятанного в зелени деревьев дома. Проваливаюсь каблуками в мягкую землю, поэтому приходится идти почти на носочках. Вот бы босиком здесь погулять. Голова кружится от смеси запаха цветущих растений, Диминой туалетной воды и эйфории. На губах все еще ощущаю вкус его поцелуя, в животе кружат бабочки.

– Фонтан Лене показывал, – поясняет Дима Алисе, что с прищуром подозрительности смотрит на наше приближение.

Фонтан? Тут есть фонтан?

Стараюсь выглядеть так, будто действительно видела фонтан, а не целовалась тайно под кроной дерева. Только бы не было каверзных вопросов о фонтане.

Между тем снова думаю, какое поразительное сходство у Алисы с отцом. И черты лица, и мимика один в один, наверняка и от характера что–то передалось.

Алиса стоит на крылечке двухэтажного симпатичного домика. Все–таки теремок.

Рядом с Алисой…

Мамочки!

Я мгновенно забываю и о поцелуе, и о проснувшемся после поцелуя возбуждении, и о неизвестном мне фонтане, который мы якобы смотрели только что.

Рядом с Алисой Марина и большая лохматая псина ростом с мою дочь. Собака без ошейника и намордника. Марина одной рукой гладит ее по загривку, другой по шее и что–то наговаривает ей на ухо.

– Дима, скажи мне, что это коза, – умоляю Дим Димыча, хватая его за рукав.

– Это Джесси. Она не опасная, – успокаивающе поддерживает меня мужчина. – Джесси, ко мне!

Псина при виде Димы в прямом смысле слова расцветает на глазах и, сорвавшись с места, мчится в нашу сторону.

Это не собака. Это лосиха. И я боюсь, что она собьет нас обоих с ног. Это в лучшем случае. В худшем сожрет. Вон какие огромные клыки торчат из раскрытой пасти, а длинный язык и вовсе парусом развевается, едва левого уха не достает.

– Ди–ма! Я боюсь! – тихо верещу и прячусь за спиной мужчины.

Выглядываю, когда Джесси в несколько огромных прыжков добегает до Димы и с ходу встает на задние лапы, а передними – ему на грудь. В таком положении мы с ней оказываемся одного роста. Марина смеется, собака тоже счастлива и громко дышит, разинув пасть. С огромного розового языка капают громадные слюни.

– Джесси, ай красавица, – Дима ласково треплет за холку собаку, гладит за ушами. – Соскучилась? Как тебе наши гости? Давай–ка знакомиться. Сидеть! – командует.

Джесси послушно садится и преданно смотрит то на меня, то на Диму, то косится на коробку с тортом в его руке.

– Джесси, это Лена, Лена, это Джесси. Джесси, поздоровайся.

Собака поднимает лапу.

С опаской тяну к ней руку, пожимаю. Ощущения от лохматой толстой лапы необычные.

– Здравствуй, Джесси, приятно познакомиться, – голос подрагивает, но собака вроде страха моего не замечает. Такая же счастливая морда – столько внимания и все ей.

– Мама, Джесси добрая и у нее еще щеночек есть!

Марина уже держит в руках лохматый комок дымчатого цвета, тоже с розовым языком, который елозит по лицу моей дочки.