Бывший следователь петроградской ЧК, а ныне юрисконсульт Наркомпроса Александр Миронович Потапов сидел за письменным столом и взирал на деловые бумаги безо всякого вдохновения. И какое, помилуйте, может быть вдохновение, когда под рукой у тебя – сокровища царя Соломона, а ты вынужден разбирать косые почеркушки Луначарского и Крупской. Да и ладно бы только их – всё же видные революционеры и люди интеллигентные, охулки на руку не кладут. Но помимо начальнических бумаг приходилось окунаться в такие полуграмотные отчеты, от которых выпускнику Тенишевского училища, злым ветром истории заброшенному прямо в красную Россию начала двадцатых, хотелось немедленно повеситься.

Дался же ему этот большевистский рай! Надо было остаться в Китае, а еще лучше – отправиться прямиком в Британию, в Америку, во Францию – да куда угодно, мир велик. Но нет, испугался, поосторожничал. Документы, выправленные с огромным трудом, с неимоверным напряжением всех сил, знакомств и связей, позволяли ему посетить только Китай – и не более того. Ну и черт бы с ним, все равно надо было рискнуть. А теперь что? Теперь сиди в этом советском бедламе и жди, пока явится родимое ВЧК и возьмет тебя тошно сказать за какое место!

Решись он остаться за границей, уже бы, вероятно, был он Рокфеллером или Вандербильтом, а в скорбях его мировых утешали бы Потапова самые красивые западные куртизанки. Впрочем, почему обязательно куртизанки? Неужели не отыщется честных женщин – юных, нежных, красивых, – готовых притом любить его не за страх и не за совесть даже, а на вполне понятной деловой основе? Так сказать, на базе общественного договора, предусматривающего взаимный обмен деньгами и услугами.

Понятно, что куртизанки, а равно и честные женщины в изобилии существовали и в красной России. Но тут, увы, не было у Потапова никакой возможности предаться их живительным ласкам, поскольку главный его авуар[25] никак нельзя было пустить в ход в советской России. А если бы он сошел с ума и решился все-таки обнаружить свое сокровище, непременно ждал бы его суд, скорый, но справедливый, и еще более скорый расстрел.

Однако ничего, ничего! Нынешний порядок вещей не может длиться вечно, вот уже и большевики не выдержали, объявили новую экономическую политику, а там, глядишь, и до цивилизованного рынка недалеко. Правда, как ни старался Александр Миронович, никак он не мог представить в России такой цивилизованный рынок, чтобы на нем свободно продавались алмазы миллионной ценности. Вот потому и ругал он себя сейчас нещадно, и оплакивал свою не слишком-то молодую уже жизнь. Впрочем, на избыток лет жаловаться пока, слава Богу, не приходилось, но сколько еще предстояло ему сидеть тут и ждать у моря погоды? Хорошо если год или два, а что как десять, двадцать, тридцать лет? Вырваться на оперативный простор, или, проще говоря, за границу, когда тебе стукнет шестьдесят – радость невелика. Куда в таком случае потратит он все предполагаемые миллионы – на врачей и на каши? Нет, нет, так дело не пойдет, Потапов – человек решительный и рано или поздно найдет лазейку…

Неожиданно в дверь позвонили. Потапов встал из-за стола и неслышно подошел к двери. Жизнь в одной квартире с алмазом необыкновенной ценности сделала его человеком крайне осторожным, почти невротиком.

– Кто там? – негромко спросил он, не торопясь открывать дверь.

– Срочная записка от Анатолия Васильевича, – отвечал ему приятный баритон из-за двери.

Записка? От Луначарского? А почему не по телефону?

– Телефон ваш не работает, товарищ, видно, сломан, – в голосе курьера послышались нотки нетерпения.

Потапов глянул на черный аппарат, стоявший тут же в прихожей на тумбочке, поднял трубку, послушал, дважды сказал: «барышня, барышня». В трубке действительно царила глухая тишина. Наверное, опять обрыв. Черт знает что, пролетарии рвут провода чаще, чем собственные шнурки.

Он осторожно приоткрыл дверь, чтобы взглянуть на курьера: дверь на цепочке, в случае чего – выдержит. В образовавшуюся щель ему открылась удивительная картина – элегантного вида седовласый господин с черными бровями и стоявший за его спиной китаец с лицом злым и неприязненным.

Руки Потапова действовали быстрее, чем его мозг, но захлопнуть дверь он все равно не успел. Пушечный удар сотряс дверной косяк, цепочка лопнула с неприличным звуком – хорошо хоть дверные петли выдержали. От удара Александр Миронович полетел спиной вглубь квартиры и безропотно распластался на полу.

Незваные гости быстро вошли внутрь и заперли дверь за собой. Потапов, оглушенный падением, возился, на полу, как жук, и все никак не мог дотянуться до револьвера, который лежал у него в заднем кармане.

– Однако здесь холод собачий, – заметил седовласый, оглядывая квартиру.

– Это потому, что у них нет хорошего истопника, – отвечал его спутник. – Ничего, сейчас здесь будет жарко.

– Думаешь, дойдет до стрельбы? По-моему, наш гостеприимный хозяин настроен крайне миролюбиво.

– Добрые люди не ждут милостей от природы, они устраивают стрельбу сами, – и китаец скорчил страшную рожу.

Потапов наконец вытащил револьвер, однако выстрелить не успел – китаец пнул его ногой в руку, и оружие полетело через всю комнату.

– Да кто вы такие, черт бы вас подрал?! – не выдержал юрисконсульт.

– Вы уверены, что хотите услышать наши имена? – спросил седовласый. – Мы, конечно, можем назваться, но после этого нам, скорее всего, придется вас убить. Так что давайте-ка лучше сохраним наше инкогнито. Тем более, что речь пойдет не о нас, а о вас. Вы действительно Александр Миронович Потапов, бывший следователь петроградской ЧК?

– А если я скажу нет, тогда что? – огрызнулся Потапов.

– Тогда я вам отвечу, что лгать нехорошо. Впрочем, мне все равно – можете зваться хоть императором Нероном. Ваша скромная персона нас не интересует, нас интересует алмаз «Слеза Будды», который вы похитили у британского агента Артура Дэвиса.

При этих словах Потапов насупился необыкновенно сурово и заявил, что никакого Дэвиса он не знает и никакого алмаза не крал.